Дарханы. Академия Четырех богов
Шрифт:
Что ж, наступала пора принять то, куда я направляюсь, и то, через что надо пройти. Да, хоть я и намерена найти способ пройти обучение и покинуть монастырь, не жертвуя собой и своим здоровьем во имя сомнительных целей, но несколько дней, что я провела наедине с собой, помогли немного успокоить дух.
И если меня научат усмирять этот внутренний огонь… я смогу не только вернуться на родину, но и снова встретиться с Ароном и не быть больше для него и других опасной. От этой мысли внутри всё дрогнуло, и я поджала губы. Так и не забыла Арона. Снова он в моих мыслях!
Корабль сильно качнуло, всё внутри скрутило
— Знаете. Не переживайте раньше времени за сына, — часто дыша, проговорила я, когда рыдания собеседницы стихли и она пришла в чувство. Женщина поднялась с места, и я произнесла ей вслед: — Может, всё обернётся лучшим образом, а так вы только вселите в сына свой страх. Моя… знакомая всегда говорила, что излишняя тревожность за других — безмолвный посыл к их гибели: ведь только тогда наконец не станет повода для переживаний. Верьте в него, и ему не придётся страдать.
С легкой гордостью я впервые подумала о том, что мои родители, брат и даже Нидейла не будут рыдать по мне горючими слезами и оплакивать раньше времени. Они верят в меня и моё упрямство. И пожалуй, так куда легче идти вперёд.
— Да если бы я могла не тревожиться, — хмыкнула кирия, утерев слезы и приглядевшись ко мне ещё раз. — Твой магический дар, должно быть, очень силен.
— К сожалению, — мрачно отозвалась я, благодаря Духов за то, что на корабле опасность прикоснуться к огню гораздо меньше.
Разве что Бьёрн — мой личный источник смертельного риска.
Глава 7. В которой это спокойствие я снова теряю
Наконец одним прекрасным утром качка полностью стихла.
Впервые за всё путешествие чувствуя себя прекрасно, я вышла на палубу, наскоро причесавшись, собрав волосы и надев шляпу, и посетовала про себя, что на корабле нет возможности надеть свежее выглаженное белье или хотя бы отдать в стирку сменное платье.
Слава богам, что я успела прихватить хоть что-то и не пахну так дурно, как могла бы. У одного из юнг мне удалось выпросить таз для умываний, пару вкусных кусков пирога от кока и даже время привести себя в порядок, когда один парнишка согласился сторожить и не пускать никого в офицерскую отхожую комнату.
Этому черноглазому пареньку было лет пятнадцать. Моей улыбки и пары ласковых слов хватило, чтобы он охотно пошёл навстречу, а потом преследовал по всему кораблю, настойчиво повторяя “кирия” и надеясь на мою особую благосклонность. Даже во время работы с парусами постоянно оглядывался и улыбался, ловя мой взгляд.
— Кирия, — радостно склонился он снова, подавая мне руку, когда я поднималась на верхнюю палубу. И попытался задержать мою ладонь чуть дольше, на что я сердито цокнула.
Но заметив, что на палубе сидят возле какого-то ящика матросы вместе с Бьёрном, мило улыбнулась в ответ юнге и даже перекинулась с ним парой фраз, отчего тот расплылся в довольной улыбке и даже попытался поддержать меня за талию.
Отделавшись от его назойливого внимания, я прошла вдоль палубы, дыша воздухом. Ветер стих настолько, что корабль почти не двигался вперёд. Досадно! Значит, наше и без того изматывающее плавание продлится дольше ожидаемого. Хотелось спросить об этом Бьёрна, но дархан, на удивление сегодня сдержанный, с туго собранными в узел — видимо,
Зато матросы, явно обрадованные отдыхом, вовсю резались с ним в какую-то настольную игру. В наших краях в богатых домах было принято играть в карты, нарисованные ведуньями, с множеством символов Ао и Теа, и в стратегическую военную игру с множеством фигур, и как образованная кирия я тоже брала уроки у одного из учителей Тавиана. Тот хвалил мою сообразительность, но и ругал за несдержанность и неумение высиживать долгие партии, как положено благородным воспитанникам, демонстрируя ум и выдержку.
Игра, в которую играл Бьёрн с матросами была мне незнакома. Это был квадратный кусок выделанной кожи с расчерченными клетками, на которых лежали цветные камешки: один зеленый, штук девять белых и много черных.
Бьёрн и плечом не повёл, заметив, как я наблюдаю за ходом игры, стоя у него за спиной. Но очевидно напрягся. Оттого ещё сильнее захотелось остаться над душой — пусть проигрывает, если я ему мешаю!
Моряки играли на деньги, поэтому увлечены были куда больше, чем при простом состязании. Только те, кто уже выбыл из игры или ждали своей очереди, косились на меня изредка и что-то обсуждали между собой. Один одноглазый даже подмигнул и расхохотался.
— Желаете сыграть, кирия? — насмешливо хмыкнул второй, помоложе, но такой растрепанный и немытый, что потом разило даже с трех метров.
— Пока посмотрю, — отказалась я как можно вежливее, хотя от мысли усесться рядом с ними снова подступила дурнота.
Но и уходить не хотелось — хоть какое-то развлечение посреди бездвижного моря.
— А я бы сыграл с такой красоткой… — окинул меня взглядом один из самых молодых матросов, который как раз играл с Бьёрном, тоже светловолосый, — например, на поцелуй. Что скажете, кирия? — Он услужливо подвинулся, будто охотно уступит мне место. Среди всех матросов он и правда выделялся приятной внешностью и белозубой улыбкой. Ясное дело, что у таких моряков любимое развлечение на берегу это посещение публичных домов, а каждая юбка — повод сверкнуть улыбкой и поиграть крепкими мускулами. — Ежели проиграете — вы меня целуете, если выиграете — я вас. Предложение щедрое, как ни крути!
Довольный гогот моряков стал ему ответом, как и тычки под ребра.
— А что, годно!
— Давай-давай, мы тожа поглядим, — хохотали вокруг. — Чур я болею за кирию!
— А ну заткнись, Хасан, — вдруг резко одёрнул веселящегося моряка Бьёрн, по-прежнему не глядя на меня, стоящую у него за спиной.
От звука его голоса все перестали гоготать, хотя он даже не повысил тон. Бьёрн опёрся руками об импровизированный стол для игры — большой ящик — подался к сопернику, нависая над игровым полем и привлекая к себе внимание.
— И ходи.
В его голосе прозвучали отголоски острой стали, будто на него шутливое настроение матросов не распространилось — только разозлило. Казалось, ещё немного — и он поднимется и схватится за клинок.
Я хмыкнула и далеко отходить от игроков не стала, только скрестила руки на груди, запахнув полы длинной светлой накидки, уже запачканной на этом видавшем виде судне, и поёжилась. Ну надо же. Сероглазый даже оберегал мою драгоценную для Императора особу от посягательств матросни — невиданное дело!