Дарханы. Академия Четырех богов
Шрифт:
Не дай бог Самуэль увидит её в таком состоянии.
Далекий позабытый страх охватывал тело всё больше: от кончиков пальцев до самого нутра, будто ледяная стужа проникала сквозь тело. Этого не должно было произойти. Никогда не должно было произойти. Много лет она не представляла, что это вообще возможно. Боги должны были дать императору править вечно. Она запретила себе думать иначе и мечтать о том, что не случится.
Но Арнеина почувствовала, что оковы тяжелых доспехов, в которые она себя заковала, начали раскалываться на части, как и её душа.
Этого не должно было
И что, если именно это — настоящий голос богов?
Арнеина тряхнула головой, прогоняя яркое воспоминания разговора накануне. Нельзя допустить и мысли об этом сейчас. Только не сейчас.
— Не беспокойся, — довольно резко оборвала любопытство фрейлины она, и та послушно отступила прочь.
Давящую тишину леса разбавил обрывок разговора, который донесся издалека.
— …они готовы? — донёсся вопрос императора, который едва склонил голову к советнику, но сам продолжал смотреть вперёд.
— Да, ваше величество. Всё в порядке.
Сиркх кивнул и незаметным жестом отпустил советника.
Император не обернулся к ней, но Арнеина сама пустила кобылу вперёд, не шевельнув и пальцем — достаточно было и лёгкого магического посыла, чтобы заставить её плавно ускорить шаг.
Некоторое время они шли с Сиркхом бок о бок и молчали. Арнеина провела с ним уже двадцать лет, и слова стали не так необходимы. Впрочем, никогда и не были? Однако если прежде ей казалось, что это молчание их объединяет, то теперь чаще казалось, что между ними крепнет незримая стена.
Ощущение этой стены преследовало и днём, и ночью — колеблющаяся, волнообразная, она то захватывала пространство вокруг себя, то отступала, но неизменно внушала холодящий страх, потому что приходила извне, против воли даже самого императора.
— Ты хочешь мне что-то сказать, — вкрадчиво произнес Сиркх, и снова, как всегда, от его голоса полчища мурашек бежали по коже, заставляя вздрогнуть.
Арнеина скользнула взглядом по его плечу и тому, как спокойно он управляет лошадью, пока они шаг за шагом продолжают подниматься в горную резиденцию — любимое место мужа для отдыха и размышлений.
— Ничего серьезного, — поёжилась Арнеина, беря под контроль все свои чувства.
— Мы слишком много лет провели вместе, чтобы ты могла от меня что-то скрыть, Нея, — усмехнулся Сиркх, впервые повернув к ней голову.
Арнеина в очередной раз отметила, что он едва ли изменился за двадцать лет их брака. И чем больше времени проходило, тем чаще она думала о том, что в его словах про бессмертие как дар богов что-то есть.
Всё те же резкие, отточенные до остроты черты лица, выступающие скулы — и тонкая полоска шрама справа, углы подбородка, крупные губы и глаза, светло-синие, с огромными, глубокими до бездны зрачками, от которых до сих пор бросало в холодный пот, потому что отражали ту нечеловеческую силу, что в нём блуждала.
— Я не хочу, чтобы ты начинал эту войну, — призналась Арнеина.
Призналась, но не в том, в чём должна была. Однако эта тема, которой она опасалась раньше, теперь была куда безопаснее тайны под сердцем. И пусть Сиркх спишет это волнение на другой счёт — и не заметит главного.
— Почему? —
— Потому что не чувствую в ней нужды. И потому… потому что у меня плохое предчувствие, Са… Сиркх.
— Одно твое плохое предчувствие против моей веры. Хм-м.
Арнеина замолчала, поскольку они уже приблизились к резиденции — из-за стройных рядов сосен проступили очертания каменного здания. Ровные, обтесанные глыбы не походили на изящество дворца в столице Иввара, но именно здесь Император любил проводить время больше всего — и уезжал всё чаще и на более длинный срок.
Впервые за долгое время он позвал Арнеину с собой, словно разгадал её секрет. Она ждёт ребёнка. И, жестокие боги, это не то благоговейное ожидание долгожданного наследника, о котором мечтал бы каждый правитель на их месте. Не ожидание сильного и талантливого сына, который возьмет бразды управления страной в свои руки, который станет законным продолжением их рода…
Сиркх отказал ей в праве иметь детей, и в первые годы она не верила, что он всерьез, хотя заявления звучали от него прямо и безнадежно: ему не нужны потомки, ему не нужен тот, кто потеснит его на троне, ему не нужна вражда за трон среди наследников. Ему не нужно никому передавать власть. Потому что он — Сиркх — будет править вечно.
И детей у них не было, хотя близости было более, чем достаточно. Много раз в первые годы замужества Арнеина засыпала в слезах, мечтая о сыне и зная, что это никогда не сбудется — ведь так пожелал Император.
Арнеина тряхнула головой, прогоняя дурные воспоминания. Не сейчас.
Дойдя до дороги, ведущей к резиденции, Сиркх спешился и остановил её кобылу тоже.
— Не думай об этом, — протянул он ей крепкую руку, помогая спуститься на землю. — Сегодня неподходящий для этого день.
Арнеина мысленно обратилась к третьему по силе богу, к Метта — Разуму. К тому, кто поможет не подпустить никого к себе близко, не позволит нарушить свои границы и узнать то, чего знать не следует.
На несколько мгновений их взгляды встретились — соединение двух миров, существующих в один миг. Его и Её. Две безраздельные вселенные, соединенные богами. Может ли она не поддаться его влиянию? Может ли сохранить саму себя? Когда ничего не хочется больше, чем прижаться к нему всем телом, чем снова ощутить на своих губах тепло его, похожее на тепло самой жизни, на Источник, которому они принадлежат.
Император взглянул на неё потеплевшими глазами, живыми, как в первую встречу, и сердце Арнеины снова болезненно сжалось — от того, сколько в ней безумной любви к этому человеку.
— Как скажешь, — убрала она свою руку и улыбнулась одними губами. — Ты прав. Сегодня важный день.
Помимо полной Луны сегодня солнечное затмение закрывало целую череду звездных событий, и все были сами не в себе от мощных энергий, шедших от Великого Духа. Сложно и важно было сохранить состояние света, когда внутри бушевала такая кипучая и непостоянная сила. Именно поэтому они приехали в горы — эту резиденцию Сиркх всегда называл особым местом, и Арнеина была склонна с ним согласиться: здесь даже время шло иначе.