Дарители

Барышева Мария Александровна

— Я заинтригован. Поскорей бы десятое.

Ее улыбка стала шире. Обладай Баскаков даром Сканера, он бы смог увидеть под этой улыбкой мертвенный хищный оскал, притаившуюся и истекающую ненавистью и безумным голодом тьму, для которой нет определения в языке людей… но он видел только туго и надежно натянутую на эту тьму улыбку, не вызывавшую никакого беспокойства.

Когда они вышли на улицу, Анна огляделась с едва заметной нервозностью, потом проворно скользнула в услужливо открытую для нее дверцу. Через несколько секунд «блейзер» резко сорвался с места и на угрожающей скорости помчался к трассе. Два человека, сидевшие в

«жигуленке», который притулился у торца противоположного дома, проводили его внимательными взглядами.

— Ну, что — доволен?! — с мрачным сочувствием произнес один из них, закуривая. — Эх, Славка, Славка, что ж ты натворил! Зачем ты сам сунулся?! Ведь знал, что я в городе.

Слава повернул к нему бледное лицо с подергивающимися губами. Огонек сигареты вспыхивал и гас в его безжизненных глазах, словно пламя надгробной свечи.

— У тебя еще язык поворачивается со мной разговаривать? — глухо и тяжело спросил он. Слова упали в зыбкую тишину салона как камни, и руки его спутника слегка дрогнули на руле. — Ты ее отравил! Ты разрушил все, что в ней оставалось!

— Может, да, — Андрей завел двигатель и тронул машину с места, — а может и нет. Слушай, парень, я понимаю, что тебе сейчас хреново, но давай отложим взвешивание моих грехов. Сейчас не до этого.

— Почему ты не едешь за ними? Ты не туда свернул!

— Нет нужды. Я знаю, куда ее повезли — за город, в баскаковский замок. Туда не пробраться, — сигарета прыгала в губах Андрея, разбрасывая искры. — А ты, значит, тоже сообразил, что к чему?

— Д-да. Я хотел… хотел сам, — Слава сжал голову ладонями. — Но я не смог. Не смог. Я почти… а она посмотрела на меня. Она так посмотрела… она — настоящая. Она еще там!

— Нет. Она обманула тебя. Она очень хорошо теперь умеет это делать. Я целый месяц встречался с ней почти каждый день и проводил довольно много времени. Это не Чистова.

— А к-кто же? — Слава, продолжая одной ладонью держаться за голову, достал взятую у Наташи пачку и выщелкнул из нее сигарету. — Кто она?

— Не знаю, — Андрей быстро взглянул на него. — Да и не хочу знать. Примерно каждые двадцать минут мне хочется плюнуть на все, забрать Витку и уехать отсюда навсегда. Мне нет дела ни до кого из этих людей, а до собственной жизни есть. Хочется, знаешь ли, еще пожить. Я жил почти три месяца. И мне понравилось.

— Пожил за чужой счет! — в неровном полумраке раздался сухой щелчок. Андрей, не повернув головы, недовольно сказал:

— А я никогда и не претендовал на роль благородного рыцаря, как ты мог заметить. И на роль мученика тоже. В первую очередь меня интересует моя жизнь и жизнь моей женщины, а потом уж все остальное. Естественно, что я выбрал свои интересы, а не твою женщину. Убери лучше свою зубочистку, приятель. Не хотелось бы ломать тебе руку.

Из полумрака долетел холодный смешок.

— Я всего лишь собирался его вытереть. Тряпки нет? Кстати, меня предупредили, что если мы вздумаем ей помешать, то нам прямая дорога на кладбище. Что скажешь?

— Скажу, что я ей верю, — бодро ответил Андрей. — А ты?

V

Утро выдалось не по ноябрьски солнечным, улыбчивым, теплым, и вырвавшийся из открывшейся дверцы рефрижератора пар долго клубился в спокойном прозрачном воздухе искрящимся, волшебным облаком. На вековых тополях скандально галдели вороны, с голодным любопытством

поглядывая вниз, где разгрузка шла полным ходом, — не удастся ли чего-нибудь урвать? Взмокшие грузчики, кряхтя и переговариваясь на общенародном языке мата, предлогов и междометий, таскали то ящики, то паки, то холодное влажное мясо. На перевернутом пустом ящике сидела малолетняя дочка одного из грузчиков и охраняла папину бутылку пива, которую зажала между коленями. Неподалеку стоял повар и два официанта, уже собравшихся уходить домой, — они курили и приглушенными голосами обсуждали телесные достоинства новой администраторши. Возле машин терлась бездомная афганская борзая, чья шерсть, некогда красивого кремового цвета, свалялась длинными грязными сосульками. Она то тянулась длинной остроносой мордой к проплывающему над ней соблазнительному грузу, то вынюхивала что-то на асфальте, то принималась требовательно и пронзительно лаять. То и дело кто-нибудь из грузчиков спотыкался о собаку и выдыхал в утренний воздух:

— … мать!..

Зайдя в помещение, грузчики складывали продукты вдоль стены, терпеливо ждали, пока несколько людей в одинаковых костюмах, с одинаково сосредоточенными лицами и одинаково быстрыми движениями не проверят их, потом подхватывали свой груз и несли по обычному маршруту. Компания курильщиков, обговорив администраторшу снизу доверху, переключилась на новую тему, с улицы наблюдая за этим процессом.

— Только вчера два раза звонили, что бомба, — заметил один, откашлялся и длинно сплюнул. — Вот не люблю я, когда крутизна такого масштаба здесь зависает в таком количестве! Такое начинается!.. чуть ли не лазерами просвечивают! Представляю, что здесь вечером будет твориться! Уроды!

— И не говори! — поддержал его один из официантов. — Один мой бывший одноклассник здесь часто обедает. В школе был — пень пнем, а сейчас — генеральный директор транспортно-экспедиторской компании. Когда-то на скамейке «Московскую» из горла хлестал, да рукавом занюхивал, а вот теперь, на днях, я ему водочную рюмку от винной чуть дальше, чем обычно, поставил, так он такой скандал закатил — меня чуть не выперли! Суки они все, вот что!

— Зависть в тебе говорит, Серега, зависть, — повар хмыкнул, — потому что ты здесь лакейничаешь, а не шашлычок под «хецуриани» покушиваешь или под «мукузани», а то и под «Шато Марго»… О, наконец-то, молочники приехали!

Фургон завернул во двор, остановился и почти сразу был включен в процесс разгрузки. Из кабины вылез серьезный человек, окинувший собравшихся внимательным взглядом. Он прошел к кузову, залез в него и через секунду выскочил на улицу, держа в руках большую коробку, мало напоминавшую те, в которые запаковывалась молочная продукция. Человек нес ее с заметным усилием — коробка явно была тяжелой. Курившие проводили его заинтересованными взглядами, но когда он вошел в дверь, тут же о нем забыли и вернулись к прежней теме.

— Нет, нет, нет, — говорил тем временем человек проверяющим, которые уже обступили коробку, — Леонид Антонович должен лично проверить. Ему звонили от… — он вытащил из кармана записную книжку, — от Корсун с ведома Баскакова. Сообщите, я подожду.

Явившийся вскоре Леонид Антонович, полный человек с редеющими волосами и большим мясистым носом, в связи с намечавшимся на вечер торжеством уже выглядевший довольно измотанным, заверил, что о звонке ему известно и грузом распорядятся как договорено.