Дары инопланетных Богов
Шрифт:
— Надеюсь, прежде чем прийти сюда, ты отмылся от птичьего помёта, — сказал ему Рудольф.
— Само собой, — Олег прищурился. В серых и очень молодых глазах его блеснули всполохи некоего чувства. Как бы и гнева, а как бы и безуминки.
— Я же под вашим чутким руководством образцовый теперь служака, а благодаря вашему мудрому учительству подтянулся интеллектуально настолько, что тот Олег Пермяк, кто покидал Родину, в подмётки не годится тому, кто и стоит перед вами. И тут я без кривляния об этом заявляю. Я, может, и злюсь на вас порой, но искренне за второго отца считаю.
— Завершай с чинопочитанием, хотя я и тронут. Так что же тролль? Уронил
— Нет. Ботинок его на собственный лоб сшиб. Я ботинок сохранил, а на записи, как и водится в таких случаях, нет ничего. Вот именно этот интервал и пропал из записи, как я с троллем тем разбирался.
Рудольф опешил от его рассказа, не зная, как к этому относиться. Олег не имел склонности к розыгрышам подобного рода. Парень выглядел серьёзным и даже угрюмым.
— Опять ты! Чуть что, так за оружие хватаешься! А если это какой-то местный дурачок, и он грохнулся бы и ушибся насмерть?
Олег сильно раздосадовал Рудольфа.
— Точно никто с макушки не свалился? Может, там и зацепился в гущине за ветки, а ты просто не увидел?
— Я тщательно рассмотрел, даже карманный дрон запустил, — никого там не было.
— Так чего же сразу дрон не запустил, а сбить решил? Незаметно бы всё и зафиксировал, если оно тебе нужно было.
— Я удивился. Не сразу и сообразил, как это тролль на такую вершину залез? Зачем?
— Зачем? Затем, чтобы яйца птиц набрать из гнёзд, да и сожрать. Или самих птиц ловит, да жрёт. Дикарь или бродяга какой-то залез.
— Через стену никто не может пробраться. Исключено. А среди жителей города таких одичалых чудаков не водится. Не джунгли же!
— Ладно! — Рудольф махнул рукой на Олега, — Иди! Вечером принесёшь мне свой видеорегистратор, я сам разберусь, что и как.
— Я видел, как он взлетел над самим уже деревом, — продолжал Олег, — Но так быстро произошло всё дальнейшее, когда он мгновенно растворился в воздухе, что я сам себе не поверил бы, если б не был свидетелем полёта тех крылатых химер, что мы и видим иногда в горах.
— Почему же я никогда не видел? — спросил Рудольф, — А я, не в пример тебе, живу тут почти два десятилетия.
Олег пожал плечами, — Я же не один это вижу. Другие тоже. Вот Арсений Тимурович тоже однажды рассказывал…
— Как выглядел этот птич на вершине дерева?
— Да как, так и выглядел, вроде мужичка. Старообразный, а уж больно мелкий. В штанах, в рубашонке-распашонке, в шапочке на белых космах. Сидит и скалится, свистит ещё. «Ты был недоразвитым существом, но с хорошими задатками, а теперь ты преступное существо. Ты стоишь внизу, и уже никогда не сможет взлететь твоя душа из-за своего непомерного груза. Пусть твои машины и дают тебе физическую возможность летать под и над облаками, и выше, душа так и будет ползать во мраке. Всю твою последующую жизнь». Как-то так он и орал сверху. Как бы орал. Говорил негромко, а слышно было отлично, будто в самое ухо дудел. Так всё и было, шеф! Я как стоял с задранной кверху головой, так и замер, а он спрыгнул ниже, как кот учёный из сказки, обошёл всё дерево по кругу, ко мне всё ближе. Ну есть мелюзга несчастная, карлик. А потом уселся на толстый сук. Нагнулся и стал ремешок у своей бахилы завязывать. Смотрю, а за спиной у него крылья мотаются. Похожие на мыльный пузырь, то есть радужные и тонкие, колеблются от его движений.
— Даже десять добрых дел не искупят одного негодного поступка, — вдруг встряла Нэя, неожиданно для самой себя. — Только целая жизнь, полная добрых деяний, способна что-то исправить.
—
— Законы Надмирного Отца, — пояснила она.
— А! Законы мирового отца? Было бы и неплохо, соблюдай их тут хоть кто. Весь мир был бы наполнен добром, а разве так? — Олег говорил с нею презрительно и грубо, как будто именно она совершила по отношению к нему некую мерзость.
— Дальше-то что? — так же грубо одёрнул его Рудольф. — Или твой тролль является только мыльным пузырём твоего ненормального воображения?
— Так он свой башмак и не сумел завязать, я его сбил с его ноги. Башмаки кустарные, похожие на те, что пустынные изгои на себе таскают. Я вам принесу для осмотра.
— Не надо! Мне зачем драный башмак какого-то бродяги?
— Странный же случай…
— Дай мне поесть и отдохнуть! — грубо перебил Рудольф, — Что ты всё время цепляешься ко мне с невыносимой какой-то чушью, нисколько не важной, а даже откровенно дурацкой! Может, у вас тут не в записях сбоит, а в головах происходит зависание! Я пришёл обедать, к тому же у меня законные свободные часы. А ты предлагаешь мне всю эту галиматью распутывать! Иди отсюда!
Олег подчинился и ушёл.
— Он не заслужил такого обращения, — подала голос Нэя, — Он же обязан тебе, как главному над ними, доносить обо всех неординарных происшествиях…
— Я лучше знаю, чего он заслужил! Не заметила разве, что он тебе в лицо хамил? Чего ты лезешь тут со своими проповедями к тем, у кого есть свой кодекс поведения. Он самый проблемный тут для меня.
— Разве? А по виду такой сдержанный и, кажется, чистосердечный парень.
— Они все тут кажутся светлоликими детьми, а в действительности, сама же слышала, им что зверя какого сбить с огромного дерева, что человека, которого он троллем обзывает, чтобы человеком не считать, одно и то же.
— Ты и сам иногда так говоришь.
— Говорю, а не пуляю в них, пусть и из защитного только, а оружия, с целью сшибить их с ног или с макушки колоссального дерева уронить вниз. Ясно же, что любой бы расшибся. Не знаю уж, что за чудо спасло того акробата, при условии, что там нечто и было. Защита должна применяться лишь при угрозе жизни. А тот Соловей — разбойник чем ему угрожал? Наоборот, ягодки ему вниз скинул.
— Что за имя ты употребил?
— Сказочное, поскольку Олег решил рассказать тебе сказку, чтобы у тебя был хороший аппетит. Как детям рассказывают же сказки для того, чтобы они хорошо ели. Нисколько не сомневаюсь, что ты сильно ему нравишься, вот он и придумал на ходу чушь, чтобы возле тебя задержаться и поглазеть в своё удовольствие. Поэтому я и разозлился, — Рудольф засмеялся, полез целоваться, давая понять, что Олега с его «сказкой» пора забыть. В помещении уже никого не было, кроме них двоих. Нэя с готовностью ему ответила.
— Почему другие ребята не любят Олега? — она опять вернулась к обсуждению Олега. — Он показался мне таким одиноким, хотелось погладить его по голове и утешить.
— Ну да! Может, тебя устроить тут утешительницей страдающих душ вместо нашего бывшего психолога?
— А где ваш тот, кого ты так назвал?
— Он свои обязанности скинул на старого Франка, а сам куда-то убрёл в пустыни.
— Так разве можно?
— Нет, но кто бы стал его удерживать? Он же свободный человек, а не штрафник как те мальчишки, чьи души мучаю здесь я, а они соответственно мою душу терзают с многократным уже усилением. Ведь их много, а я-то один. Одна ты моя отрада…