Datura Fastuosa
Шрифт:
— Ты, — говорил он ему по дороге, — храбрый парень, Евгений, и ты не мог поступить иначе. Но ты живешь слишком тихо и уединенно, так что тебя поневоле легко счесть за слабака. Если дело дойдет до драки, ты, вероятно, проиграешь; хоть смелости у тебя хватает, но практика отсутствует, а хвастун и забияка Марчелл — один из лучших наших бойцов. Он свалит тебя, держу пари, не позже чем с третьего удара. Я, со своей стороны, так этого не оставлю, я буду драться за тебя и за твое дело, будь уверен! — С этими словами старейшина покинул Евгения, не дожидаясь ответа.
— Вот видишь, — сказал ему Север, — вот видишь, как быстро начали сбываться мои самые мрачные предсказания.
— Замолчи! — воскликнул Евгений. — Кровь кипит у меня в жилах, я не
— Что же, — сказал ему Север, — познание приходит с горьким опытом.
— Оставь меня! — взорвался Евгений. — Оставь меня, с твоим хваленым опытом! Я знаю, что в жизни случаются внезапные ураганы, которые разрушают все, что создано терпеливым многолетним трудом. О-о! У меня такое чувство, что мои лучшие цветочки уже обломаны и бездыханными валяются у моих ног.
Тут к Евгению заявился некий студент и вызвал его от имени Марчелла на поединок. Евгений пообещал быть на следующее утро в нужный час в условленном месте.
— Но ты же никогда не держал в руках рапиру, как же ты собираешься драться? — удивленно спросил его Север.
Евгений заверил друга, что никакая сила в мире не удержит его от этого поединка, он будет защищать свое дело, как требуют правила чести, а мужество и решимость возместят ему недостаток опыта. Север возразил, что в поединке на рапирах важнее не мужество, а сноровка, но Евгений остался при своем решении, добавив впрочем, что, возможно, он не такой уж неопытный боец, как все полагают.
Тут Север обнял его и радостно воскликнул:
— Наш старейшина прав, ты действительно храбрец, мой Евгений, но все же идти на верную смерть не следует! Я буду твоим секундантом и постараюсь защитить тебя, насколько смогу.
Когда Евгений вступил на поле боя, смертельная бледность покрывала его лицо, но в глазах сверкал мрачный огонь и поза выражала мужественную решимость и спокойствие.
Евгений немало поразил Севера и старейшину, когда неожиданно выяснилось, что он очень хороший фехтовальщик. Противники сошлись, но при первом натиске Марчелл не сумел его даже задеть, а когда они сошлись вновь, Евгений нанес Марчеллу меткий удар в грудь и поверг его на землю.
Евгению необходимо было тотчас же удалиться с места дуэли, оставаться было рискованно, но он отказался бежать, заявив, что труса праздновать не намерен и пусть будет что будет. Марчелл, которого поначалу сочли мертвым, начал проявлять некоторые признаки жизни, и когда подоспевший хирург сообщил, что существует надежда на спасение, Евгений с Севером направились домой.
— Прошу тебя, — воскликнул Север, — прошу тебя, помоги мне очнуться, скажи, что это не сон и я не грежу, когда смотрю на тебя. Вместо мирного, робкого Евгения передо мной предстал отважный герой, который дерется как опытный забияка бурш и при этом сохраняет мужество и спокойствие.
— О мой Север, — ответил ему Евгений, — если бы небесам было угодно, чтобы все это и вправду оказалось лишь дурным сном! Но нет, водоворот жизни уже подхватил меня и несет; кто знает, на какие рифы еще швырнет меня темная сила, так что, смертельно раненный, я уже не смогу укрыться в своем раю, где мнил себя недоступным для темных злобных духов.
— А эти духи, — подхватил Север, — эти злобные духи, что разрушают любой земной рай, что же они такое, как не наши собственные ошибки и заблуждения, которые сбивают нас с пути, обманывают наши ожидания и уводят в сторону от той жизни, что так радостно и ясно простиралась перед нами. Заклинаю тебя, Евгений, откажись от того решения, ибо оно тебя погубит! Я предупреждал тебя об опасности стать посмешищем, и с каждым днем ты будешь ощущать ее все сильнее. Ты храбр, решителен, и можно предсказать, что, поскольку смешную сторону твоего союза со
Евгений попросил Севера более не говорить об этом, так как для него все решено, а на вопрос, где он научился так превосходно фехтовать, ответил, что должен благодарить за это своего покойного учителя, профессора Хельмса, который, как истинный бурш прежних времен, свято чтил искусство фехтования и вообще все обычаи и установления буршей. Почти каждый день, даже просто физических упражнений ради, Евгений должен был хотя бы часок фехтовать со стариком, и это дало ему достаточную практику, несмотря на то что он ни разу в жизни не посещал фехтовальные залы.
Евгений узнал от Гретхен, что госпожи профессорши нет дома, у нее какие-то дела в городе, она не вернется даже к обеду, а только — вечером. Он нашел это странным, потому что не в ее привычках было покидать дом на столь длительное время.
Углубившись в изучение серьезного ботанического труда, который только теперь случайно попался ему под руку, Евгений засел в кабинете профессора Хельмса, ставшем теперь его кабинетом, и неприятное, зловещее происшествие сегодняшнего дня почти исчезло из его памяти. Уже наступили сумерки, когда перед домом остановился экипаж, и вскоре в комнату Евгения вошла профессорша. Он был поражен, увидев ее: она предстала перед ним при полном параде, раньше она одевалась так лишь по великим праздникам. Тяжелое, ниспадающее пышными складками платье из черного муара, украшенное великолепными брабантскими кружевами, изящный старинный чепец, роскошное жемчужное ожерелье и такие же браслеты — все это придавало высокой и полной даме поистине царственный, внушающий глубокое почтение вид.
Евгений вскочил со стула, необыкновенное явление профессорши странным образом всколыхнуло в его душе сегодняшние неприятности, и из его груди, помимо воли, вырвался крик:
— О Господи!..
— Я все знаю, — торопливо сказала ему профессорша тоном, искусственное спокойствие которого лишь подчеркивало ее внутреннее волнение, — знаю все, Евгений, что произошло с вами со вчерашнего дня, и не могу, не в силах за что-либо вас осуждать. Хельмсу тоже пришлось однажды драться за мою честь на дуэли, в пору, когда я еще была его невестой; я узнала об этом много позже, когда мы были уже десять лет женаты, а ведь Хельмс был спокойным, богобоязненным юношей и, уж конечно, не желал ничьей смерти. Но так случилось, и я никогда не могла понять, почему этого нельзя было избежать. Женщина многое не в состоянии понять из того, что происходит на темной, оборотной стороне жизни, и, если она хочет остаться женщиной и блюсти свое достоинство и честь, ей необходимо смиренно и преданно доверяться мужчине, внимать всем его рассказам об опасностях и подводных камнях, которых он, как смелый лоцман, сумел избежать, и ни о чем его не спрашивать, ничем более не интересоваться. Но сейчас речь о другом. Ах, даже если плотские страсти в нас угасли и яркие краски жизни поблекли, разве от этого меньше понимаешь и принимаешь жизнь, разве, если твой дух обращен к вечному свету, ты уже не различаешь на чистой синеве неба мутные облака, поднимающиеся из болот, или внезапно набегающие грозовые тучи? Правда, когда мой Хельмс дрался за меня на рапирах, я была еще цветущей восемнадцатилетней девушкой, меня считали красивой, все ему завидовали, что у него такая невеста. А вы, Евгений, вам пришлось драться за почтенную матрону, защищать союз, который легкомысленный свет не может понять и одобрить и над которым смеются и издеваются все эти жалкие безбожники. Нет, так не должно быть! Я возвращаю вам ваше слово, милый Евгений, мы должны расстаться!