Дайсё-ян. Книга первая
Шрифт:
Чувствую как «червячок сомнения» закрадывается в душу, но всё равно озвучиваю свой вопрос:
– Есть какие-то проблемы, офицер?
Плюю на приличия, и задаю вопрос максимально развязным тоном.
– «Рецидивист я или где, в самом деле? Да и Маше обещал не выделываться лишь перед инспектором. А эту дамочку я знать не знаю!»
Офицерша, не ожидавшая подобного тона, на миг застывает, видимо, подбирая в голове подходящий шаблон поведения с асоциальными личностями, затем, не поведясь на мою провокацию, спокойным голосом выдаёт:
– В штате Нью-Йорк, возраст совершеннолетия
– На этих словах она делает паузу, выразительно глядя на инспектора.
– В зависимости от принятого, мистером Трэвисом, решения.
Мистер Трэвис пожимает плечами, как бы говоря: «Ещё не решил, что с ней делать», а я начинаю злиться. На тётку, строящую из себя благодетельницу, на клерка, скорее всего и сдавшего ЮнМи этой самой Джоанне, на Машу, с её дурацкой идеей!
«На кой чёрт мы вообще сюда поехали не подготовившись? Сейчас ещё выяснится, что моё пребывание в стране незаконно, тогда, вместо приюта, уеду я прямиком в ближайший аэропорт, и далее, на родину. Где, господа полисмены примут меня с распростёртыми объятиями. Прямо у трапа приземлившегося самолёта»
– Знаете что, никуда я с вами не поеду!
– заявляю я, опешившей от такой наглости, тётке.
– У меня, в этой стране, имеется официальный спонсор, взявший на себя все обязательства по моему содержанию, до момента получения статуса беженца. А вот, на каком основании действуете Вы, мне непонятно. Если, Вы утверждаете что, приехали с проверкой, по заявлению, - проверяйте. Если же, для попытки выкрасть человека, находящегося в процессе подачи прошения на политическое убежище, у Вас, на то, должно быть, подписанное судьёй, решение.
Оглядываю притихший зал. Находящиеся в нём люди, все, как один, в этот момент, откровенно пялющиеся на разворачивающуюся, за соседним столом, драму, как ни странно, смотрят на меня с сочувствием, явно не одобряя действий офицерши по опёке. Перевожу взгляд на последнюю. На её лице ни намёка на растерянность.
– «Успела-таки отойти от попытки наезда. Профи!» - уважительно думаю я о стоящей передо мной тётке.
– «Такую на испуг не возьмёшь»
– У меня имеются сведения, о жестоком обращении с тобой, твоего, так называемого, спонсора. Включая некий инцидент, в этой комнате.
– произносит тётка, снова смотря, поверх меня, на инспектора.
– ЮнМи, откуда этот синяк на твоей ноге, и что случилось с твоим зубом?
«Твою-ж…! Зуб!» - нелестными эпитетами вспоминаю я об обстоятельствах потери фрагмента переднего резца.
– «Неужели, кто-то из посетителей бара сдал? Скорее всего! И если, в первом случае, «ответственного гражданина» ещё предстоит вычислить, то с синяком всё понятно - тут повсюду камеры и куча свидетелей, из сотрудников. Срисовали, как меня Мария пинала, и заложили. Не зря же этот Трэвис стучал по клавишам, как ненормальный. С «коллегами» он переписывался… Ага. И анкета моя его заинтересовала - возраст уточнить, и про Марию он неспроста вопрос задал - когда увидел дату моего рождения. Вот жеж, падла!»
Поворачиваю
«Нет, он не меня пожалел. Он Маше пакость сделал» - доходит до меня смысл, выражения его взгляда.
– «Чем-то она ему насолила, а может, просто, из зависти? Без понятия. Гадать сейчас не имеет смысла. Нужно как-то выкручиваться из возможных неприятностей, и, при этом, не утопить Марию. И где её черти носят?! Обещала ведь, «одна нога здесь…»» - вспоминаю я о запропастившейся куда-то девушке.
– Мэм, - обращаюсь я к тётке, как принято в армии США, к вышестоящему по званию офицеру женского пола, - наше с вами восприятие версий случившегося, будет сильно разниться, в зависимости от точек зрения. Я, вижу свои недостатки как стечение непредвиденных обстоятельств. У Вас же, как у сотрудника службы защиты детей, наверняка, длительное время проработавшей в этой сфере, наличествует профессиональная деформация сознания. Вы, ведь, знаете что это такое?
– женщина кивает, а я продолжаю.
– Профессиональная деформация, вызванная постоянными изысканиями, которая, проявляется в виде необоснованных домогательств и придирок, в адрес так называемой, жертвы. В конкретном случае, в отношении меня. Я ясно излагаю?
Произнося весь этот бред, внимательно слежу за реакцией офицерши. И, по её взгляду, понимаю, что мне, наконец-то, удалось смутить не в меру настырную тётку.
– «Надо закреплять успех!» Дожидаюсь очередного кивка.
– В связи с вышесказанным, я требую, во-первых: существенных доказательств по обвинениям, прозвучавшим из Ваших уст. Доказательства эти должны быть предоставлены моему спонсору лично. Во-вторых: я, как лицо, подвергавшееся, на своей родине, пыткам, испытываю непереносимые душевные муки из-за Ваших грязных инсинуаций, направленных в мою сторону.
Своим поведением, Вы, разрушили образ островка безопасности, коим я себе представляла этот кабинет в частности, и Соединённые Штаты Америки - в целом! Тем самым, Вы, вызвали у меня приступ депрессии и желание свести счёты с жизнью!
– на этих словах я добавляю в голос немного истеричных ноток, дабы придать правдоподобности своим словам.
– Я, приехала в эту страну, в надежде получить убежище и спастись от преследования, со стороны правительства своей бывшей родины. А что я получаю взамен? Пустые обвинения в, якобы, насилии над собой? Да что Вы знаете о насилии?!
– пытаюсь я не заржать в голос, не к месту вспомнив Машу с её «допросом». Чтож, надрывный смех тоже может быть воспринят, как признак душевных мук.
– Молчите!
– торможу я собирающуюся ответить тётку, вытянув перед собой раскрытую ладонь.
– Для Вас, любой случайный синяк - уже насилие. Но, внимательно посмотрите на меня! Обратите внимание на мою худобу, на страх в глазах, на мой дрожащий голос. Думаете, это из-за синяка или сломанного зуба? Ошибаетесь. Это - последствия перенесённых страданий там!
– выделяю я голосом последнее слово, и машу рукой куда-то, в направлении предполагаемого местонахождения Корейского полуострова. Затем, продолжаю: