Дайсё-ян. Книга первая
Шрифт:
– ЮнМи, кем тебе приходится мисс Лёр?
– задаёт он неожиданный вопрос.
«А действительно, кем?» - задумываюсь я. – «Если не считать момента, в котором она выступила в качестве организатора моего побега, о чём лучше не упоминать, то – никем. Она мне не родственница, несмотря на, общие, русские корни. А наши с ней отношения, не тянут больше, чем на приятельские»
– Госпожа Лёр была очень добра ко мне.
– потупив взгляд, изображаю я прилежную и скромную корейскую девушку. – Она приютила меня и выступает в качестве моего спонсора.
– Госпожа Лёр добра ко всем, – зачем-то произносит инспектор, -
«Вот ведь, пристал, как банный лист! Отвали, а?» - посылаю я мужику ментальные лучи своего раздражения, надеясь, что до него дойдёт. Но, озвучиваю, конечно, совершенно другое:
– Видите ли, я – творческая личность. Иногда, совершенно неожиданно, мне приходит в голову текст новой песни, которую необходимо сразу же записать, иначе я её забуду. Понимаете меня?
– Понимаю. Ты могла бы попросить у меня чистый лист. Мне не жалко.
– Простите, я задумалась тогда и совершенно забыла, что передо мною не песенный черновик. – выкладываю я мужику правдоподобную версию произошедшего. Не объяснять же ему, что меня иногда «накрывает» процесс до полного выпадения из реальности. Ещё сочтёт за сумасшедшую. Санитаров вызовет.
– А когда опомнилась, - продолжаю втирать клерку, - было уже поздно останавливаться. Песни – они очень ветрены. Сейчас помнишь, а через минуту, уже - нет. Верните мне, пожалуйста, этот листок. Это моя интеллектуальная собственность, и я бы не хотела, чтобы она попала в чужие руки. Вы меня понимаете? – повторно испытываю я сообразительность инспектора. Инспектор понимает.
Испытывать на себе судебную систему желанием он не горит, поэтому, беспрекословно протягивает ЮнМи предмет притязаний.
«Это вам не Корея, где спокойно позволяют воровать чужой умственный труд. Любой, грамотный адвокат, в этой стране, с потрохами сожрёт воришку, и суд встанет на сторону исца» - мысленно хмыкаю я, забирая из его рук свою интеллектуальную собственность.
Попутно, обращаю внимание на то, как, после избавления от «проблемных активов», инспектор придвигает к себе клавиатуру компьютера и набирает на ней какой-то текст. Жмёт «ввод», ждёт какое-то время, затем, снова принимается печатать. На меня, внимания он больше не обращает.
«Чатится с кем-то, что ли? Пф-ф! Не моё дело. Если заняться на работе больше нечем, можно и с коллегами пообщаться. Благо, расцвет информационных технологий позволил делать это без каких-либо лишних трудозатрат»
Возвращаюсь к заполнению анкеты и подсчёту своих баранов.
«Значит, уже шесть песен» - продолжаю свой мысленный монолог с того места, на котором меня тормознуло незапланированное творчество. – ««Странные танцы» – семь. И они, действительно, вышли странными» - вспоминаю я несостоявшийся поцелуй на парковке и всё, что ему предшествовало.
Во-первых, откровение девушки, насчёт невозможности испытывать собственные чувства, - как понимать? Она, вполне себе адекватно реагирует на окружающую действительность, проявляя соответствующие эмоции. Значит, её реакция не может быть наигранной? Это в теории.
На практике же, всё может быть иначе. Всё равно, проверить такое я никак не смогу. Не знаю я
Но, Маша проявляла эмоции и в моё отсутствие. Сломанный ноутбук, например. Или, её приступ клаустрофобии. Хотя, с последним понятно. Не случись меня рядом с ней в лифте, не факт, что она вообще испытала бы его. В остальное время, особенно во время вождения, Маша показывала яркий пример хладнокровия. Я бы так не смог.
Тоже непонятно, как это работает? Она может контролировать поступление эмоций, которые постоянно ощущает, или испытывает их, только после подключения к абоненту? Наверное, второе. Ведь тогда, в лифте, я чуть было не сорвался на неё. Возможно, Маша была настроена на меня, в попытке удержать ситуацию под контролем, и не заметила, подобравшуюся с тыла, опасность, в виде приступа.
Ещё одна проблема. Очевидно, что девушка сама может воздействовать на свою жертву, подсовывая той те или иные эмоции, в нужный момент. Не нужно далеко ходить за доказательствами. Больница – тому яркий пример. Теперь понятно, почему меня тогда так расколбасило. Да и сегодня, вот за этим столом. Не её пинки вызвали у ЮнМи столь бурную реакцию. Нет. Они лишь послужили катализатором.
Если так дальше пойдёт, неизвестно, чем всё закончится. Как бы в рабстве у девушки не оказаться. В полном её подчинении. Не пора ли валить от неё? Но, как и куда? Ни денег, ни одежды. Даже телефон не отдаёт!
Может, стоило в больнице внимательно к ней присмотреться? На предмет рогов и хвоста?» - приходит на ум ещё одно воспоминание. – «Своей крови я уже достаточно пролил, хватит на подписание небольшой библиотеки. А условий договора, заключённого в тот момент с девушкой, так и не услышал. Бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловке.
Конечно, Маша, может и не быть Люцифером во плоти. А вот самой продать душу – вполне. За бессмертие. А что есть душа, как не наши чувства? Теперь, она вынуждена заманивать в свой прекрасный дом попавших в беду корейских девушек, в котором, держит их в заключении. А, питаясь эмоциями несчастных, Мария поддерживает своё бессмертие.
«Я их приводил в свой прекрасный дом. Их вином поил, и развлекались мы потом» - Это, прямо про Машу написано. Не удивлюсь, когда в её доме обнаружу комнату, полную закованных в цепи человеческих тел…, хотя, в той песне поётся лишь о больной фантазии её героя.
Блин. Куда-то в чернуху меня занесло, со всей этой бесовщиной. Уже и «КиШ-а» вспомнил» - разгибаясь и разминая конечности, прерываю я поток инсинуаций, направленный, в сторону своей протеже.
Заканчиваю заполнять четвёртый лист и перехожу к следующему.