Дебрифинг президента. Допрос Саддама Хусейна
Шрифт:
Медицинские эксперты из ЦРУ также сказали нам, что Саддам отказался от красного мяса и сигар. Саддам рассмеялся, когда я спросил его, отказался ли он от сигар. Он сказал, что не знает, откуда я черпаю информацию, но она абсолютно неверна. Любой, кто проводил с ним время, - продолжал он, - знал, что он любит сигары и выкуривает по четыре штуки каждый день. Затем Саддам игриво спросил, нет ли у меня сигар. К сожалению, я их не курю, - сказал я ему. Саддам выглядел разочарованным. Он также сказал, что ест красное мясо. Я снова задумался о том, насколько ценно, что медики ставят диагнозы людям, которых они никогда не видели. Спустя годы я занимался Ким Чен Иром, и врачи из ЦРУ сказали о нем примерно то же самое, что и о Саддаме.
В некоторых отношениях условия, в которых Саддам находился в плену, были похожи на те, которые он испытывал, будучи президентом. Он не всегда мог пойти туда, куда хотел, когда хотел. Он был окружен охраной двадцать четыре
Однажды произошел забавный случай, когда Саддам попытался использовать эту тактику, чтобы отбиться от нас. Мы говорили об ОМУ, когда он вдруг спросил, который час, и сказал: "Думаю, пора молиться". Конечно, через десять минут охранник постучал в дверь и сказал, что время пришло. Желая угодить Саддаму, но в то же время не дать ему почувствовать, что он может диктовать время и темп наших бесед, мы сказали ему, что закончим, и позволили ему уйти. Как это было принято, мы постарались закончить на легкой ноте, поговорив о чем-то неконфронтационном. Брюс начал с того, что Саддам имеет много общих черт с нашим шестнадцатым президентом Авраамом Линкольном. При этих словах Саддам навострил уши. Как так, - спросил он. Ну, - продолжил Брюс, - вы оба были президентами во время войны, оба происходили из очень скромных семей, оба имели ограниченное военное образование, но оказались командующими армиями в борьбе за жизнь и смерть. Саддаму это показалось интересным - настолько, что, когда охранник постучал в дверь, чтобы напомнить ему, что сейчас время молитвы, Саддам отмахнулся от него, потому что его больше интересовало то, что хотел сказать Брюс. Саддам почувствовал, что полиграфолог - это человек, который пришел в себя и понял истинную ценность сидящего перед ним человека.
Во время первых бесед с Саддамом он едва мог держать глаза открытыми. Он жаловался, что не может заснуть, потому что его камера находится близко к входной двери. Прибытие новых заключенных, которое происходило каждую ночь, постоянно будило его. Наблюдать за тем, как он пытается уснуть, было все равно что наблюдать за младенцем, который не ложится спать раньше положенного времени. Его веки становились тяжелыми, и он беспрестанно зевал. Иногда мне казалось, что военные специально нарушают его сон".Саддам также жаловался на громкую музыку. После нескольких сеансов тяжелого сна мы попросили перевести его в другую камеру. Военные согласились, и Саддам стал спать по восемь часов в сутки. Освеженный и отдохнувший, он был готов к битве со своими инквизиторами. Саддама также расстраивало, что военные не разрешали ему иметь ни бумаги, ни ручки. "Я писатель, - возмущенно говорил он мне, - и мне нужны эти вещи, чтобы записывать свои мысли! Когда армия США пришла и забрала меня, я писал книгу, которая теперь осталась незаконченной. Почему же теперь я не могу этого сделать? Как я могу навредить себе?" Я понимал, что в его словах есть какой-то смысл, но это было шоу военных, и они не собирались рисковать тем, что Саддам лишит себя жизни, как бы трудно и невероятно это ни было.
Во время суда Саддам заявил, что во время плена его пытали. Возможно, он имел в виду лишение сна, или грубое обращение во время пленения, или то, что ему не разрешали писать по своему усмотрению. Я могу категорически утверждать, что его никогда не пытали. С Саддамом обращались образцово - гораздо лучше, чем с его бывшими врагами. Он получал трехразовое питание. Ему выдали Коран и арабский перевод Женевских конвенций. Ему разрешили молиться пять раз в день в соответствии с его исламской верой. В отличие от этого, когда в 1999 году саддамовский "Мухабарат" захватил ячейку шиитских повстанцев, связанных с Ираном, и доставил их в Абу-Грейб, их продержали там три дня, а затем подвергли пыткам. Те мучения, которым они подвергались, слишком наглядны для этих страниц. Но я никогда не забывал об этих бедных душах, испытавших невыразимый ужас и боль перед смертью от рук саддамовских
На одном из заседаний, отвечая на вопрос об иранском руководстве, попытался проявить государственную мудрость. Он принял тон великодушия, хотя и с оттенком снисходительности. Но он не мог скрыть своей ненависти к иранцам. Иногда он выходил из себя, просто говоря о них. В какой-то момент я упомянул, что у Соединенных Штатов и Ирана много общего. Я спросил его, знает ли он, что некоторые люди называют Лос-Анджелес "Техрангелес" из-за большого количества иранского населения. Саддам начал смеяться. Я сказал, что иранский народ даже провел акцию со свечами в память о жертвах теракта 11 сентября. На это Саддам бросил страдальческий взгляд. "Это два лица разговаривают. О, беги к своим друзьям иранцам. Да, будь их другом", - сказал он с издевательским смехом. "Посмотрим, как долго это продлится!" Затем Саддам заявил, что его правительство выразило соболезнования в открытом письме, которое Тарик Азиз передал Рэмси Кларку, бывшему генеральному прокурору и самому маловероятному проводнику к президенту Бушу. Саддам спросил с большой силой и замешательством: "Разве вы не читали письмо Тарика Азиза Рэмси Кларку? Кто важнее, Тарик Азиз или мэр Тегерана?"
Саддам искренне считал себя защитником арабов от персидской угрозы. Из-за этого, по его словам, весь мир воспринимал иракцев как "самый благородный народ". Затем Саддам продолжил свою тираду против Ирана. "Иранцы неправдивы. Они считают, что все люди лжецы. Они объявляют что-то, а потом делают противоположное. Таков иранский менталитет". Позже он добавил: "Иран по-прежнему стремится к экспансии в арабский мир во имя ислама. Они думают, что если придет время, они будут играть ведущую роль в освобождении Аль-Кудса [Иерусалима]. Когда они захватят власть, то, по их мнению, создадут исламское царство. Поэтому тот, кто владеет этим оружием, может сказать, что он может освободить Иерусалим. Они [Иран] думают, что могут возглавить арабскую нацию". Саддам также обвинил иранцев в покушении на его сына Удая в 1996 году.
На следующем заседании все было точно так же. Саддам пришел в своей обычной манере, сел, поприветствовал нас и тут же пустился в длинный монолог об ирано-иракской войне. "До войны против Ирака было совершено 548 военных актов", - сказал Саддам, а затем принялся перечислять нам все 548. Мы попросили его обсудить конкретные моменты, в том числе потопление нескольких иракских и иностранных кораблей у входа в Шатт-эль-Араб, выход Ирака в Персидский залив и повод для начала конфликта. "Мы направили в ООН 290 меморандумов", - сказал он. Иран ответил одним...". Министр обороны Ирана 22 сентября заявил, что если иранские войска нападут на Ирак, то они не остановятся, пока не дойдут до Багдада". В 1988 году освобождение полуострова Аль-Фау, расположенного в верховьях водного пути Шатт-эль-Араб, стало поворотным моментом для Ирака в войне, поскольку оно раз и навсегда вытеснило иранские войска с иракской территории.
Саддам часами говорил об Иране. Эта тема волновала его так, как мало какая другая. Он считал, что его страна вела себя галантно во время войны и что испытание оружия между двумя странами доказало, что в Ираке были "самые благородные бойцы". Когда мы спросили его, почему он начал войну, Саддам не согласился с предпосылкой вопроса, хотя военные аналитики в целом согласны с тем, что Ирак нанес первый удар, направив сто тысяч солдат и около двухсот боевых самолетов.
Саддам утверждал, что Иран несет ответственность за военные действия, поскольку он не выполнил соглашение о возвращении Ираку двух поселений, поджег иракские нефтяные скважины и разместил артиллерийские установки американского производства вблизи иракской границы. По словам Саддама, Ирак "отбил" иранскую артиллерию, и он трижды писал иранскому руководству, предупреждая о недопустимости эскалации. "Они продолжили обстрел Басры и нефтяной инфраструктуры", - обвинил Саддам. "В Дияле они устроили нападения со второго участка земли [под названием Саид Саах]. Мы брали пленных. Одного мы держали около десяти лет, чтобы показать, что война началась не 22 сентября [когда Ирак начал свое вторжение], а 4 сентября". Иранцы пытались убить членов командования. Они пытались убить Тарика Азиза, Латифа Нусаифа Джасима и Мудатхира Бадр аль-Дина. Но даже после этого мы не были в состоянии войны. Они совершили более 240 воздушных вторжений и авиаударов". Когда Саддама спросили о призыве аятоллы Хомейни к иракским шиитам свергнуть правительство, он ответил: "Вмешательство во внутренние дела - это акт агрессии".
Саддам старался избегать прямых комментариев по поводу применения его армией химического оружия во время ирано-иракской войны, но его уклончивость становилась все более затруднительной, поскольку он хотел, чтобы мы знали, что Иран использовал то же самое оружие, и утверждал, что Ирак применял его только в оборонительных целях. Саддам отметил, что Иран первым применил химическое оружие в битве при Хоррамшахре в сентябре 1981 года - самом глубоком проникновении Ирака в Иран, где он был остановлен на корню.