Дебрифинг президента. Допрос Саддама Хусейна

Nixon John

Я начал писать ряд репортажей, в которых рассматривал Садра и то, что он пытается сделать. Я знал, что связь между отцом и сыном была ключевой и что миллионы шиитов, почитавших Мухаммада Садика ас-Садра, передали свою поддержку его сыну. Мне было очень трудно заставить людей понять, что шиитский лидер, страдающий от их имени, после смерти часто значит для них столько же, сколько и при жизни. В конце 2007 года меня вызвали в кабинет руководителя моей группы и сказали, что Белый дом хочет провести "глубокое погружение" в тему духовного лица - пятнадцати-двадцатиминутный брифинг для президента в Овальном кабинете. Документ по теме "глубокого погружения" часто готовился и передавался в Белый дом на выходных, чтобы президент и вице-президент успели прочитать его и получить брифинг по нему первым делом в понедельник утром. Мое сердце пропустило около трех ударов. Я собирался сделать то, о

чем всегда мечтал: пойти в Овальный кабинет и провести брифинг для президента. Наконец-то, подумал я, я смогу применить свои знания так, чтобы это было важно.

Хотя называть это упражнение глубоким погружением несколько некорректно, оно все равно было почетным знаком для аналитика. Я упорно работал над своей статьей. Я пришел к выводу, что Муктада ас-Садр с трудом приспосабливается к жизни в Иране, где он нашел временное убежище в январе 2007 года, как раз накануне ввода американских войск в Ирак, но он останется мощной силой в иракской политике, если не будет задерживаться в Иране слишком долго. Репортажи заставили меня поверить, что он не знает, что делать дальше и как сохранить свою значимость для происходящего в Ираке.

Мы с начальником группы были полностью согласны с этим, и большинство людей, видевших отчет, дали ему высокую оценку. Документ прошел многоступенчатую редактуру - у начальника группы, затем у начальника группы, затем в главном офисе Управления по анализу Ирака. Оттуда он попал к редакторам ежедневных брифингов президента. Затем я проходил через "совет убийц", на котором эксперты пытаются предугадать вопросы, которые могут возникнуть в Белом доме. Мой менеджер, Ларри, решил, что мне нужно больше практики, прежде чем я отправлюсь в центр. Я прошел еще два "совета убийц". Каждый день поступала новая информация, поэтому мне приходилось постоянно обновлять свой документ.

Подготовка к глубокому погружению - вывешивание на белых досках идей для статьи, написание статьи, доски для убийств - продолжалась несколько недель до встречи в Овальном кабинете. Это было 4 февраля 2008 года, в понедельник после Суперкубка. Я встал в два часа ночи, чтобы к четырем утра быть в Лэнгли. Приехав туда, я зашел в компьютер, чтобы посмотреть, не произошло ли за ночь в Ираке чего-нибудь такого, что нужно было бы включить в мой доклад. Я поднялся на седьмой этаж, чтобы окончательно просмотреть свой доклад и ответить на все вопросы, которые могли возникнуть у брифингистов, прежде чем они отправятся ранним утром на брифинг к своим руководителям. (ЦРУ ежедневно проводит брифинги по разведке для членов команды президента по национальной безопасности, а также для президента и вице-президента). Затем я отправился в центр города с аналитиком, который проводит брифинг для директора национальной разведки (DNI), в данном случае адмирала Майка Макконнелла. Мы отправились в его офис в Old Executive Office Building, и я кратко изложил ему то, что планировал сказать. Казалось, он остался доволен моим изложением. Затем он показал мне, где сесть в Овальном кабинете. К тому времени, когда я добрался до Белого дома, я не спал уже пять часов и начал испытывать голод и жажду. С 7:50 до 8:30 я сидел с другим аналитиком в алькове за пределами Овального кабинета и молча репетировал свое выступление.

Это сюрреалистическая атмосфера, когда вы стоите в очереди, чтобы поговорить с самым могущественным человеком в мире. Зал ожидания заполнен множеством занятых людей, которые, как правило, проходят мимо очень быстро. Мы увидели некоторых светил администрации, когда они заходили в кабинет президента. Затем появился стюард Белого дома, несущий поднос с диетическими кока-колами. Поднос был отмечен президентской печатью, как и бутылки. Жизнь внутри пузыря.

Наконец вышел помощник и сказал нам: "Президент уже готов принять вас". Когда я вошел, то увидел, что меня усадят на кушетку справа от вице-президента. Президент Буш и вице-президент Чейни сидели в креслах с мягкими спинками, расположенных перпендикулярно дивану. В комнате также находились мой коллега-аналитик Карен, адмирал Макконнелл, советник по национальной безопасности Стивен Хэдли и брифер ЦРУ. Я сел, и президент сказал: "Стреляйте. Давай сюда все, что у тебя есть".

Я начал свое подготовленное выступление, но успел пройти лишь половину пути, прежде чем президент начал прерывать меня вопросами. Я видел его вскоре после пересчета голосов на выборах 2000 года и был ошеломлен тем, как он постарел за семь лет, прошедших с тех пор. Мы говорили о Садре в течение нескольких минут. Президент был полностью вовлечен в разговор и заинтересовался документом, который мы подготовили. Буш сказал, что это именно та статья, которую он надеялся увидеть, потому

что она многое рассказала ему о Муктаде, чего он не знал. Он даже пошутил, что и он, и Муктада боролись при знаменитых отцах. То, что Садр испытывает проблемы с контролем над своим движением и недоволен жизнью в Иране, было, пожалуй, первой хорошей новостью о нем, которую Белый дом получил с 2004 года. Президент явно презирал Садра, который стал нашим новым иракским гопником. Во время нашего разговора он спросил меня, не следовало ли нам убить Садра. Я ответил, что это только сделало бы его мучеником и увеличило бы его популярность.

В этот момент DNI упомянул, что я был первым, кто допрашивал Саддама Хусейна. Буш посмотрел на меня и сказал: "Сколько из вас, ребята, были первыми, кто его допрашивал?". Это был мой первый вкус юмора президента. Я ответил, что не знаю, встречался ли Саддам с кем-то до меня, но что я был первым сотрудником ЦРУ, который с ним разговаривал. Затем Буш спросил, чем я занимался в Багдаде. Я рассказал ему, что служил аналитиком по особо ценным целям № 1. "Вы были в посольстве?" - спросил президент. Я ответил, что в то время посольства не было, только штаб-квартира ВМС. Он спросил меня, знаю ли я Джорджа Пиро, специального агента, который проводил допрос Саддама в ФБР и о котором несколькими неделями ранее рассказывалось в программе "60 минут", и я ответил, что мы никогда не встречались.

Затем он спросил меня, каким человеком был Саддам. Я сказал ему, что поначалу он был очень обезоруживающим и использовал юмор и самоуничижительное остроумие, стараясь расположить вас к себе. У Буша появилось выражение лица, которое говорило о том, что он вот-вот сорвется. Я быстро объяснил, что это всего лишь тактика и что настоящий Саддам, которого я узнал, был саркастичным и высокомерным, а также жестокими садистом. Это, похоже, успокоило Буша. В это время он взглянул на Чейни, и их глаза встретились в знающей манере. Буш хотел знать, почему Саддам не принял наше предложение покинуть Ирак; 17 марта 2003 года Буш обратился к американскому народу с заявлением, что дал Саддаму сорок восемь часов на то, чтобы покинуть страну, прежде чем Соединенные Штаты нападут и свергнут его режим. Я объяснил, что Саддам чувствовал себя в безопасности только в Ираке, а также не верил, что Соединенные Штаты смогут выдержать карательную войну. Буш спросил меня, знал ли Саддам, что его собираются казнить. Я сказал ему, что одним из первых слов Саддама было то, что он знал, что его заключение в тюрьму приведет к казни, и что он смирился с этим. Затем Буш сказал, что Саддаму будет за что ответить в следующей жизни.

В общем, то, что обычно занимало десять-пятнадцать минут, длилось около тридцати минут. Это было одновременно и волнительно, и утомительно. Это было захватывающе, потому что я разговаривал с президентом Соединенных Штатов. А изнурительным - из-за интенсивности переживаний, необходимости ежесекундно быть в полной боевой готовности, недельной подготовки, отсутствия сна и питания в течение предыдущих пяти часов. К концу сессии я был просто на адреналине. Наконец президент поблагодарил нас, и мы удалились. Когда я уходил, он улыбнулся и сказал мне: "Вы уверены, что Саддам ничего не сказал о том, куда он положил эти ампулы с сибирской язвой?" И все засмеялись. Я ответил, что нет, и если бы он сказал, президент узнал бы об этом первым. Это был неубедительный ответ, но я подумал, что его смех был неуместен, учитывая, что Соединенные Штаты уже потеряли более четырех тысяч мужчин и женщин, а десятки тысяч получили ранения.

Вернувшись в штаб-квартиру, я отправился на утренний брифинг на седьмом этаже и выступил с кратким отчетом о встрече в Овальном кабинете. Все улыбались, потому что президент был доволен моим докладом. Я почувствовал облегчение от того, что заседание закончилось, и был рад, что брифинг был хорошо принят. Но меня немного смущало то, как сильно руководство Агентства хотело угодить президенту.

Затем меня попросили написать доклад о допросе Саддама, который мой офис представил в Овальном кабинете в марте 2008 года. В апреле меня пригласили обсудить допрос Саддама с Чейни, который ранее проводил заседание в Белом доме на эту тему. Я подготовил свой обычный доклад о том, как проходил допрос Саддама и каковы были выводы, и отправился в кабинет вице-президента вместе с Биллом, аналитиком ЦРУ, который сменил меня в Багдаде, и Джорджем Пиро. Присутствовали также несколько помощников Чейни, в том числе Дэвид Аддингтон и Джон Ханна. Я много слышал об этих двух людях и уже однажды проводил брифинг для Ханны. Я знал, что он хорошо информирован, но не лишен идеологической составляющей. С Аддингтоном я никогда не встречался. Я знал его только по репутации, которая была, мягко говоря, противоречивой.