Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

Лаврентьева Елена Владимировна

З0 июня. Двинулись по правому берегу Кизил-Су немного к западу, где имеется через нее что-то вроде моста. Могучий приток Аму-Дарьи, которая обязана ему своим цветом, имеет еще другое название — Сурхоб, т. е. «собирающая», и действительно масса рек, сбегающих с Алайского, Гиссарского и Заалайского хребтов, попадают в эту реку. Мы стали приближаться к ледяной стене Заалайского хребта. Кругом степь Алая; здесь только теперь весна, и все покрыто неизвестными у нас цветами. Небольшие речонки, стекающие с Заалайского хребта, мутны донельзя в противоположность речкам с Большого Алая, вода которых идеально чиста. Может быть, это потому, что речки Заалая стекают с северного склона, богатого осыпями, надвигами из глины. Восток и запад долины по-прежнему пропадали в тумане. Подъехав к отрогам хребта, мы стали подвигаться вдоль речки Тузлу-Су (соленая

вода). Здесь — хищнические разработки довольно плохой каменной соли, имеющей местный сбыт, добыча ведется шайкой киргизов, глава которой напоминает какого-то евнуха семидесяти лет. Соль залегает в гипсоносных глинах красного и зеленого цветов, сильно загрязнена глиной и камушками. Отсюда мы, перевалив немного, стали ехать по речке Араш-Кунгей, сбегающей с Заалая. Дорога очень хорошая, речка течет относительно очень и очень спокойно. Ее пришлось перейти вброд и изрядно вымокнуть при этом, затем мы продолжаем путь ее правым берегом. Со всех сторон могучие великаны, закованные в лед. Но впереди лучше всего: там вырастают, упираясь прямо в синее небо, неизмеримо высокие, ослепительные горы Карате гина. Это начало хребта Петра Великого. Незаметно, по пологой тропе мы взбираемся на водораздельную точку перевала Терс-Агар; бесконечное множество ручьев сбегает со снегов; и долго нельзя даже заметить, в каком месте разделяются их падения. А гора Сондал все больше и больше закрывает небо впереди, вот Терс-Агар… Внезапно конец равнины, крутой обрыв вниз, и дикая картина вырастает перед нами. Где-то далеко внизу течет река, теряется все в мгле вечера, лес покрывает узкую долину, точно куча муравейников; за речкой стена Сондала, закрытого льдом почти с подошвы; несколько громадных ледников сползают с разных сторон. На востоке в тумане — горы Бухары и Афганистана, на западе — исполинский ледник Федченко. Лучшего вида я не знаю в Фергане, в темноте мы быстро спустились вниз по громадному спуску, в местность Алтын-мазар на слиянии Муксу и Саук-Сай (или Саук-Дара). Здесь находятся хищнические золотые промыслы. Внизу тоже удивительно хорошо, взошла луна, и горы стали мне казаться похожими на крымские крутые берега близ мыса Айя-Куруп — долина входила в море, а снега стали темно-синими от лунного света (пятьдесят пять верст от Дараута).

1 июля. Весь день мы провели в долине Муксу, не отрывая глаз от стены Сондал. Но занялись и делом: во-первых, отправились мыть золотой песок и намыли немного золота; затем я с М. П. отправились на место впадения Саук-Сая и там немного намыли. Там же мне попался зеленый минерал в валуне, при переходе Саук-Сая я едва не утонул; лошадь спасла. Дело было при въезде на крутой берег. Подробности опускаю. Затем я с В. А. нашли жилу кварца и роговых обманок, идущую вертикально среди каких-то зеленых сланцев, день был закончен хорошей дикой козой.

2 июля. Опять пришлось подняться на Терс-Агар (12 160 футов) и пуститься в обратный путь, попрощавшись с удивительными предгорьями Памира.

Несмотря на сильную усталость лошадей, мы проехали шестьдесят верст до Алайской долины, по которой затем поехали на восток вдоль Заалайского хребта до Ачик-Су — киргизской зимовки, где и переночевали. Удивительны желтые гвоздики с запахом настоящей ванили. Близ Терс-Агара я взял какой-то зеленый минерал. По дороге угощали котлетой и молочными продуктами яка. Все киргизы теперь на горах, а в Алае — «адам йок», что весьма печально.

3 июля. Лошади отказались служить нам: в этот день мы проехали только шесть верст вдоль предгорий Заалайского хребта все на восток, долина — море зелени, а Алайский хребет курится туманом. Переехали несколько шоколадных речек и решили отдохнуть один день в опустевшей зимовке. Вскоре, однако, из гор стал собираться народ, и для обеда расставили юрту и зарезали барана. В этом месте нас почему-то приняли за англичан, делающих секретную съемку. Уж не бывают ли действительно там англичане? При наших порядках все возможно.

4 июля. Бесконечная зеленая степь кругом, серая дымка скрывает горизонт востока. Мы мало-помалу удаляемся от Заалайского хребта, и он все лучше и лучше: пик Кауфмана громоздится теперь во всем страшном величии. Алайский хребет курится и синеет, ни души кругом — все тихо стоит веками.

А нам сегодня очень и очень нужны «адамы», ибо кто же нас переведет через свирепую Кизил-Су? Утонуть да еще в таком шоколаде — удовольствие небольшое. И мы во все глаза обыскиваем горизонты, в Алае просто: первых встречных киргизов мы поведем за собой, если только им не удастся удрать, что бывало

неоднократно.

Но возвращаюсь к дороге, до переправы через Кизил-Су мы пересекаем три речки обычного заалайского колера. Их долины вырыты в собственном наносе и довольно глубоки; они часто вымывают громадные лессовые башни и столбы, средняя часть долины — холмиста и напоминает маленькие адыры Ферганы, у самой речки мы встретили желанных киргизов; они освободили нас от хурджумов и повели. Хотя вода лошадям (во всех четырех рукавах) была немного выше брюха, но ширина этой ревущей массы действовала неприятно. А все же это препятствие преодолели, с трудом, но без приключений.

Мы оказались у самого места впадения реки Кашка-Су. Она прозрачная, голубая, ее воды долго не хотят смешиваться с водами Кизил-Су. Картина весьма похожая на слияние Белой и Черной Арагвы, но разница в цветах воды — более резкая. Так как мы проехали верст тридцать, то остановились кормить. По словам киргиза, здесь вблизи находится пещера. Ее немедленно посетили. Пещера эта, я думаю, в научном мире еще совершенно неизвестна. По рассказам того же киргиза, она в ханские времена служила тюрьмой (мершаб) и будто бы имеет бесконечные размеры. Привыкнув к болтовне крымских татар, я всему этому не поверил. Так и следовало. <…>

5 июля. Переход через Б. Алайский хребет, высота перевала Килдык — 14 500 футов.

После неприятной ночевки под арчой и дождем сделали три поворота по Кашка-Су и, отъехав от нее в сторону, стали лезть на крутую глинисто-сланцевую осыпь хребта. Лошади в поводу не пошли, их пришлось гнать как баранов, встречные киргизы взяли на своих кутазов наш тяжелый груз и перевезли его до перевала. Подъем здесь ужасный, при невероятной крутизне он еще длинен невероятно. Кругом вырастают совсем близко величественные пики хребтов, загораживавшие даже хребет Заалайский. Но всему бывает конец. Мы — на Килдыке и щелкаем зубами. Арык-аксакал и В. А. объявили, что на предполагаемый перевал Кум-Бель ни за что не полезут. Тем более что дальше предстояло еще более неприятное — спуск по огромному леднику, крутизна Килдыка в обе стороны — в верхней его части — одинаковая, как острие ножа. С первых же шагов лошади сели «на задние лапы», как хорошие мопсы, да так и покатили вниз; пришлось рубить ступеньки. Вообще, оказалось, что в этом году до нас только один раз прогнали баранов — вот и все. Таким образом, мы «открыли перевал», как здесь говорится. Кое-как, однако, свели лошадей с кручи и пошли по снежному полю, стараясь не думатъ о трещинах. Лошади проваливались по брюхо и едва не искалечились. Миновав первое снеговое поле, очень длинное, попали затем на второе — поменьше, оканчивающееся прелестным голубым озером, из которого с грохотом вытекает река Килдык. Кругом, со всех сторон, ползут ледники. Итак, хребет перейден. <…>

В. А. Зильберминц, студент

7 июля. Проехали в этот день по Кичик-Алаю и Туруку до Ферганской долины (сорок верст). Ряд прекрасных долин и грозных ущелий, вроде Араванского и Чилийского, дорога очень опасная — отчаянные пропасти. Ночевали в Кок-Беле.

По окончании курса Санкт-Петербургского университета в 1912 году В. А. Зильберминц был оставлен для приготовления к профессорскому званию и исполнял обязанности хранителя Минералогического кабинета, а с марта 1913 года был назначен хранителем Почвенного музея. В 1914–1915 годах работал по исследованию редких элементов под руководством В. И. Вернадского и был командирован в Прибайкальскую партию радиевой экспедиции в окрестности реки Слюдянки, где открыл новое месторождение уранового минерала, впоследствии описанного В. И. Вернадским под названием менделеевита.

В. А. Зильберминц, молодой ученый

Урал, Мочалин Лог, 1929

В 1918 году был командирован в Рязанскую губернию, где открыл новое месторождение бокситов. Осенью 1919 года приглашен на строительство гидроэлектростанции на реке Свири в качестве производителя геологических работ. Летом 1921-го производил исследования окрестностей Нижнего Тагила.

Осенью 1922 года подготовил к печати «Руководство и таблицы для определения минералов», выдержавшее три издания и высоко оцененное специалистами. Переезжает в Москву.