Дело о рождестве

Elza Mars

– В твоём доме не было света почти двое суток, – всё ещё громко и взволнованно ответила Лайна.

Двое суток?

– Берегу электроэнергию, – отрезала Шейла, протянула руку и щёлкнула выключателем на стене.

Слабый свет осветил выцветшую мебель и расстроенное лицо помощницы шерифа. Часы на камине стали звонить. Семь мелодичных, неторопливых нот. Было явно не семь утра. Неужели она проспала так долго?

– Ваши родственники недавно связались с нами, мэм, и заявили, что не могут до вас дозвониться, – сообщила

помощница шерифа.

– Он-ни ч-что, – начала заикаться Шейла. – Они сделали что?

– Ваша сестра сказала, что вас только что выписали из госпиталя. Затем заявилась мисс Нори и сообщила, что после вчерашнего наезда вы не подавали никаких признаков жизни.

– Что? – голос Шейлы сорвался на ноту, до которой ни один агент ЦРУ – ни женщина, ни мужчина – не должен был доходить.

– Я три раза стучала в дверь! – заявила Лайна.

– Я спала!

– Никто не спит так крепко.

– А я сплю! – нет, обычно она так не спала. Не считая вчерашнего дня. И ночи. И сегодня. – Какого хрена они не позвонили?

– Позвонили, – ответила помощница шерифа и потёрла копчик.

Похлопав по карманам, Шейла оглянулась, ища смартфон.

– Вот блядь, – она поставила мобильник на вибрацию.

И оставила на кухне. Она чувствовала, как краска заливает лицо, хорошо хоть это было не сильно заметно. При таком освещении они все втроём выглядели зловеще.

– Я не слышала, – начала объяснять Шейла Лайне. Зачем она оправдывается перед ней? – Приношу свои извинения за беспокойство, офицер. Я не слышала звонок сотового.

– С вами точно всё в порядке, мэм? – с сомнением спросила помощница шерифа. – Любой бы уже выспался.

– Кажется, я перестаралась в день приезда, – призналась Шейла. – Но теперь чувствую себя хорошо. Мне неловко из-за этой ложной тревоги и из-за того, что вас выдернули посреди ночи.

– Я была не дома, – успокоила помощница. – В любом случае, нам за это платят. В моей профессии ложная тревога – это хорошая новость.

Пожелав Шейле спокойной ночи, она вышла под ливень, коротко кивнув Лайне. Через миг взревел двигатель джипа.

– Уверена, что с тобой всё нормально? – спросила Лайна, разрушив тишину, оставленную отъезжающей машиной и заполненную стуком и плеском ливня.

Шейла кивнула.

– Спасибо… – неохотно сказала она. – Ну ты поняла.

Она не была уверена, что подумала Лайна. Благодарность за тревогу? Нет, несправедливо. Благодарность за заботу? Ну, заботы было по самое горло.

Благодарность, что ты сознательная гражданка? Это ближе всего к правде.

– Хорошо, – Лайна колебалась. – Эм, если ты уверена?…

– Да. Подтверждаю. И ещё раз прошу извинить.

– В извинениях нет необходимости, – Лайна продолжала стоять на месте, а ливень хлестал по её башлыку и плечам.

Она ждала, что её пригласят войти? Нет. Между ними объявлено перемирие,

но это не значит, что они стали подругами. Шейла не хотела дружить. Она ничего не хотела от Лайны. Каждая встреча с ней – это болезненное напоминание о том, какой она оказалась дурой. Надеялась лишь, что Лайна не догадается, насколько близка Шейла была к тому, чтобы влюбиться.

Господи. Влюбиться в женщину, которой даже не существовало.

– Если тебе что понадобится, я… – сказала Лайна и указала в сторону своего коттеджа, через дождь сияющего красными огоньками.

Словно бы Шейла могла забыть место преступления.

– Спасибо. Спокойной ночи, – ответила Шейла и закрыла дверь.

Полчаса она была занята естественными потребностями, обработкой раны, которая, похоже, неплохо заживала и без её помощи и приёма лекарств, и ответами на звонки обеспокоенной семьи. Процесс шёл не быстро. В общей сложности тридцать сообщений. Звонили практически каждый час. Она не винила близких за беспокойство из-за отсутствия реакции.

– Клянусь, со мной всё абсолютно нормально, – первым делом Шейла успокоила папу.

Её папа, будучи ПАПОЙ, старался на всё смотреть с положительной точки зрения.

– Тогда тебе надо как следует отдохнуть, дорогая.

– Кажется, уже отдохнула. Мне намного лучше.

– Это здорово, – в его голосе всё ещё слышалось сомнение. – Но ты уверена, что тут тебе отдыхалось бы хуже?

– Я сказала Силе, что, возможно, прилечу утром в Рождество.

– Было бы отлично. А то очень непривычно будет не увидеть тебя рождественским утром.

– Знаю. Мне жаль, но это первое рождественское утро, когда я не смогу быть дома.

Нет, не совсем так, и тот факт, что папа с таким пониманием отнёсся к её бегству, заставлял чувствовать себя ещё хуже. Но именно это делало его четырёхзвёздным папой, а не каким-то обычным. Следующей на очереди была Шери, и уж она не стеснялась в выражениях.

– Ты хоть представляешь, что из-за тебя пережили папа и Силя? Я уже была в двадцати минутах от посадки в хренов самолёт.

– Это был бы самый идиотский поступок – лететь, не понимая здешней обстановки.

– Не понимать обстановки – это не знать, почему я уселась в этот проклятый самолёт!

– Это безумие какое-то, учитывая, что со мной всё хорошо!

– Те, с кем всё хорошо, не спят так долго. Тебя не должны были выпускать из этого чёртового госпиталя.

– Вообще-то, я не заключённая. Меня выписали, потому что я была к этому готова.

– Тебе надо погрузить свою задницу на корабль и сесть в самолёт…

– Слушай, даже если бы я была с тобой согласна, это невозможно. Паром по ночам не курсирует. На океане сильное волнение. И кажется, вылеты из Лос-Анджелеса тоже отменены. А кроме того, я с тобой не согласна и никуда не поеду, пока не буду готова!