Дело всей России
Шрифт:
— Все это верно, Матрена Михайловна, да с кем водиться в Острогожске? С Бедрягами знаемся... А еще с кем прикажешь? То-то и оно... А до Воронежа не близко — не наездишься, — ответил Тевяшов лениво — видно, такой разговор затевался супругой не впервые.
— Только и занимаемся вареньями да соленьями да богу молимся, а образованием дочерей и не озаботимся, — тужила Матрена Михайловна. — Растут они у нас точно две дикие вербочки на берегу Донца.
— Сам понимаю, Михайловна, пора озаботиться дочерним воспитанием, — покладисто согласился отставной майор. — Вот, бог даст, на зиму из Петербурга
— День мой — час мой, а неделя — и весь век, — в тон супругу проговорила Матрена Михайловна.
— А ведь, бывало, как затрубит серебряный рог, как ударят барабаны — все во мне так и закипит. Умел на парадах и смотрах гарцевать майор Тевяшов, умел и в сражение своих солдат водить.
И словно в ответ на слова отставного воина где-то за садом запел воинский рожок, послышался дробный бой барабана. Тевяшов, услышав эти знакомые его сердцу волнующие звуки, удивленно взглянул на супругу и не сдержал улыбки: вот, дескать, матушка, на ловца и зверь бежит...
Веселье на лужайке приостановилось. Сестры Тевяшовы и Верочка, взявшись за руки, первыми побежали к ограде навстречу приближающимся откуда-то издалека звукам трубы и барабана.
Через сад к барскому дому спешил управитель Артем — бородатый, кряжистый казак из здешних старожилов. Остановившись под балконом и сдернув с головы соломенную шляпу, доложил барину:
— Из Мценска идут к нам на Донец шесть взводов конной артиллерии. И все с отличиями! Вокруг Белогорья надлежит батарее быть на размещении.
Тевяшов был человек гостеприимный и хлебосольный и потому радостно встретил такую весть:
— Просим милости! Чаю, офицеры все столичные. С ними и нам будет повадней!
— Вчера запоздно был квартирьер, просил согласия поставить дивизион на размещение среди здешних крестьян и слободских обывателей, — докладывал службистый Артем.
— Кто армии в чем-либо откажет, тот самый последний на свете человек! — объявил с балкона отставной майор. — Размещай без всяких препятствий! С приветом и радушием.
Тевяшов оживился, крикнул с балкона через открытую дверь во внутренние комнаты:
— Дворецкого! Ключника! Экономку! Портного! Обоих поваров и всех поварят!.. — Он поглядел на опустевшую лужайку. — Девочки!! Куда они подевались?
Супруги Тевяшовы сошли в сад. От ограды к ним подбежали девочки и наперебой стали рассказывать, что они там увидели.
— Золото в петлицах, серебряные трубы, кивера с украсой!
Тевяшов со всей семьей вышел за ворота, мимо которых пролегала столбовая дорога. По дороге маршировала конноартиллерийская рота. Командир приказал роте остановиться, сам подошел к Тевяшову, отдал честь ему и его супруге:
— Разрешите представиться! Подполковник Сухозанет Иван Онуфриевич!
— Рады видеть у себя в доме героев Бородина, — отрекомендовавшись, приветливо отвечал Тевяшов. — Вот моя семья: супруга — Матрена Михайловна. Это наши дочки — Наталия и Настасия, их подруга Вера.
Сухозанет поцеловал ручку у госпожи Тевяшовой, затем
— Разрешите представить моих подчиненных господ офицеров конноартиллерийской роты.
Офицеры один за другим подходили к Тевяшову и его жене, а Сухозанет называл каждого по фамилии:
— Косовский...
— Миллер...
— Унгерн-Штенберг-первый...
— Унгерн-Штенберг-второй...
— Гордовский...
— Сливицкий...
— Буксгеведен...
— Штрик...
— Ососков...
— Марков...
— Мейндорф...
Каждый пожимал руку хозяину и целовал хозяйке руку. Наталья, Настасия, Верочка приятно были удивлены появлением таких интересных людей. В семье много говорилось о войне, об армии, о доблести солдат и офицеров, которые находились где-то далеко и увидеть которых не было никакой надежды. И вот вдруг эти герои во всей красоте и простоте своей стоят перед ними. Как тут не закружиться голове, как не влюбиться с первого взгляда в этих нарядно одетых усачей и юношей с бляхами на киверах! Девочки были вне себя от счастья, от встречи, которой не забыть всю жизнь.
— Судя по мундирам с золотыми петлицами на воротниках, по бляхам на киверах за отличия и серебряным трубам, я имею честь принимать героев Красного, Тарутина, Березины, Лейпцига и Кульма? — осведомился Тевяшов.
— Пыль всех дорог России и Европы, от Москвы до Парижа, осела на ступицах колес наших пушек, — витиевато ответил командир. — Мои орлы под командованием графа Чернышева прошли сквозь огонь всех сражений. После возвращения в Россию и по сей день пребываем в движении — были в Гродно, Слониме, Столовичах. В начале пятнадцатого года наша батарея вторично вместе с российскими войсками вступила в пределы Франции, в городе Вертю ждали высочайшего смотру. После смотра на возвратном пути побывали в Вильно, в Мценске, а теперь вот примаршировали к вам в Острогожский уезд.
— Очень вам рады! Очень рады! И надолго прибыли?
— Сие зависит от начальника штаба 1-й армии.
— Места у нас на Донце и Дону поистине благодатные, но развлечений, признаться, маловато, — завел приличный разговор Тевяшов. — Сидим лето и зиму по своим именьям, словно отшельники по монастырям. А ведь армия скучать не любит, это я по себе знаю.
— Зачем нам монастырская тишина? — усмехнулся Сухозанет. — Музыка и хорошая песня — спутницы победоносного воинства, как говаривает наш квартирьер прапорщик Рылеев. Кстати, почему его не видно?
— Рылеев все еще занят квартирьерскими делами, — ответил Миллер, — заботится о нашем удобстве и приятностях...
Тевяшов пригласил офицеров в беседку над прудом, а сам пошел в дом, чтобы распорядиться об обеде для офицеров и всей роты, что расположилась на привал за оградой обширного сада.
Офицеры не хотели идти в беседку без юных хозяек к несказанной радости последних. Верочка, Наталия, Настасия нарвали диких и садовых цветов и на глазах у самих героев стали плести венки, чтобы наградить каждого витязя, — все они были безупречными витязями в полудетском воображении девочек. В тенистой беседке было шумно и весело, так что важные гуси и болтливые утки, отдыхавшие на берегу пруда, сошли в воду и отплыли на другую сторону.