Демиург местного значения
Шрифт:
Черт! Опять я со своим сленгом. Ладно ближний круг, эти уже привыкли к моим дурацким словечкам. Но с незнакомцами то! Плохо жить с фанерной головой! Долгое отсутствие Я-второго сказывается, что ли? Во времена моей Московской жизни, помнится, базар почти всегда контролировал, а тут, что-то расслабился. Или это так звездная болезнь проявляется? Как же! Почти что бог! Во всяком случае, местного значения.
— Нет ничего, — ответил фракийцу. — В смысле — все в порядке. Я не рассердился.
— А-а… Понятно…
Ладно, пусть привыкает. Нам с ним в ближайшее время общаться, видимо, придется часто и плотно. Ну, такой вот я странный Посланник. Понять бы еще чей.
Со стороны
— Можно выступать, господин.
Лицо все такое же бледное с синевой под глазами. Не успел толком отдохнуть мужик. Зато быстро все организовал. Повезло мне с воеводой.
— Выступаем, — кивнул ему. — Пошли? — это уже Эпаку.
— Пошли, — кивнул фракиец и двинулся в сторону расщелины, ведущей вглубь берега.
Я зашагал следом. Вскоре нас догнал Туробой с зажженным факелом, Хулагу с Лотаром и Волеслава с Андроклом. Вот ведь, сладкая парочка! Я нахмурился и зашагал быстрее.
Глава 7
Уходим от преследования третий день. Входит в привычку, надо сказать. Горные долины сменяются перевалами, перевалы горными хребтами. Подъемы, спуски. Горы осточертели. Тем более у меня со времен армейской службы к горам идиосинкразия. А тут еще несемся, как угорелые, пытаясь оторваться от румийцев, вцепившихся в наш след лучше любой ищейки. Все попытки со стороны нашего здешнего вергилия — фракийца Эпака этот след запутать, оказались безуспешными. Видно, проводник у наших преследователей оказался не менее опытным и знающим здешнюю местность. Ко всему с помощью чертовой гелиографии румийцы оповестили о наших перемещениях все окрестные гарнизоны и поселения ветеранов, вышедших в отставку. Эти, оказывается, при необходимости тоже мобилизуются. Для подавления волнений, или при вторжении варварских племен, пиратских набегах и т. д. Потому, нас все время пытаются загнать в какой-нибудь горный тупик, или засаду, организованную, оповещенными по гелиографу местными военизированными формированиями. Пока нам удается миновать все расставленные ловушки. Основная заслуга в этом нашего проводника Эпака и местных горцев, принявших самое живое участие в деле нашего спасения.
Но, как я уже сказал, взялись за нас в серьез. Местные рассказывают, что румийцы наращивают силы в здешних горах, называемых Фракийскими. Получается, что долго так мы не пробегаем. Зажмут рано, или поздно. Скорее, рано. В общем, попали мы с посещением убиенного горного старца, как кур в ощип. Что называется, засветились. И теперь идет травля. Вначале на море, теперь на суше. В общем, не получилось поискать Андрюху по-тихому. Теперь надо думать, как унести ноги из Империи. А это проще сказать, чем сделать. По суше нам прорваться нечего и думать. В горах-то, поддерживаемые местным населением, еле спасаемся, а стоит спуститься на равнину, тут и придет нам полный и окончательный звиздец.
Строго говоря, уйти восвояси можно только по морю. И то, помня, как нас там качественно зажимали, это будет не просто. Но корабля у нас теперь нет. Эпак сказал, что может через своих соплеменников договориться с местными пиратами, которые, за определенную мзду, доставят нас, куда мы пожелаем. Откровенно говоря, не очень верю я этим самым пиратам. Как не заметай следы, а незаметно пробраться к берегу нам не удастся. Соответственно, в море нас
В общем, есть от чего прийти в отчаяние. Вот этому отчаянию я и предавался все последние сутки. И во время изнурительных маршей по горам, и во время коротких привалов, и даже ночью, когда, учитывая зверскую усталость, должен был, вроде бы, дрыхнуть без задних ног. Плюс к этому, меня терзало чувство вины. Ну, правильно, затащил сюда на верную смерть кучу народу. Две трети уже погубил. Оставшимся, похоже, тоже недолго осталось — зажмут в какой-нибудь долинке с нескольких сторон и перережут. Можно, конечно, сдаться, но, что-то подсказывает, что всех моих людей ждет печальная участь. Вряд ли их, знавших меня так близко, оставят в живых. Сам, если спрыгну откуда-то с верхотуры и взлечу, могу и спастись. От такой мысли становилось совсем тошно. Понимал, что, следуя старым добрым традициям российской интеллигенции, занимаюсь самоедством, в общем-то, мне не свойственным и совершенно бесполезным. Скорее, даже вредным в настоящей ситуации. И, тем не менее, ничего не мог с собой поделать. Видимо усталость накопилась за последние, слишком насыщенные событиями, месяцы.
Впрочем, терзаний своих старался не показывать — понимал, что вожак в таких обстоятельствах должен излучать уверенность в благополучном исходе дела. Излучать, может, не излучал, но уверенно выглядеть, старался. По-моему, только Туробой со своей эмпатией, догадывался, что творится у меня в душе. На привалах садился рядом, подавал во время еды лучшие куски и всячески старался угодить, чего раньше за ним не замечалось. Делал все это без подобострастия, а так, словно ухаживал за больным. Трогательно, конечно, но сильно легче от этого не становилось.
Мои люди тоже понимали, что ситуация хреновая, но держались неплохо. Хотя, им было проще — их поддерживала вера в посланца богов. У меня такой веры не было. Но устали все смертельно. Особенно наши дамы. Подготовка, конечно, у них была не плохая, но, с не хуже подготовленными мужиками, им тягаться оказалось тяжело. Девчонки вымотались, их, чуть ли не шатало от усталости. Эпак даже предложил оставить наших дам в каком-нибудь горском селении, заверив, что местные надежно спрячут моих жриц. Но те и слышать о таком не захотели. Уперто продолжали двигаться вместе со всеми. И, надо сказать, темп держали. Вот только чего им это стоило… Андрокл все время ошивался рядом с ними. Пытался помочь, чем мог. Теперь я ему был даже благодарен за это.
Вечером третьего дня встали на ночлег на каменистой площадке, расположенной у начала очередного перевала через особенно высокий горный хребет. В сумерках Эпак на него карабкаться не позволил — дорога слишком опасная, да и разведать нужно, что там, в долине за хребтом происходит. Фракиец послал на разведку троих своих земляков, присоединившихся к нашей компании уже во время марша.
Выставили дозоры и стали устраиваться на ночлег. Сготовили ужин на скорую руку и завалились спать. Уснул, как ни странно, сразу. Без всяких моральных терзаний — видно усталость, наконец-то, взяла свое. Но толком поспать не дали, растолкали самым безжалостным образом. С трудом разлепив глаза, сел на своем ложе, из свернутой вдвое, кошмы. Теплый плащ, которым укутывался, сполз на колени. Темень — глаз выколи. Однако узнал, в окружившей меня троице, Туробоя, Хегни и Эпака.