Демон и Лотос
Шрифт:
— А если на нас нападут разбойники, что им сказать? — Поинтересовалась она с серьёзным лицом.
— Скажи, что я приказал меня не будить. Пусть подождут. — Так же серьёзно выдал я глупость, но она её приняла. Кажется, начинаю понимать, как нужно общаться с сумасшедшими.
— Стой. — Раздался голос графа, когда я собрался улечься спать. — Я помню, что впереди место, очень удобное для засады.
— Слышишь кого-то? — Выскочил я из кареты, огляделся. Место, как место, с чего оно подходит под засаду, я даже не знаю. Кусок дороги, с небольшим заворотом впереди.
Но
— Нет, но ты же помнишь, что у Седого были амулеты против шума. Вдруг и у этих такие же.
Надо будет, как приедем, пересмотреть все амулеты, которые сняли с той группы. Мне бы тоже такой амулет пригодился. Открыл дверь в повозку, нашёл взглядом девочку.
— Сиди молча, я схожу вперёд. — Наталина встала с лежанки, но после моих слов, опять на неё улеглась. Меня слушаются. Наконец-то!
Ползти до места засады очень не хотелось, настроение было и так не фонтан, потому передвигался медленными перебежками с прислушиванием.
— Слышишь что-нибудь? — Согласен, спрашивать это каждую минуту не стоит, но я нервничаю, мне простительно.
— Нет, ничего. — Граф отвечал мне каждый раз, не меняя тембра, видимо тоже был в напряжённом ожидании, не отвлекаясь на иронию в мою сторону. Наконец, он скомандовал остановку.
— Чего-то слышишь? — Подобрался я. — Сколько их?
— Ничего не слышу. — Ответил он своим обычным голосом. — Мы уже место возможной засады прошли. Возвращайся, нет тут никого. Да и светло ещё.
От облегчения я даже не стал над ним подшучивать. Как сказал умный человек: параноики живут дольше скептиков.
Засыпал тяжело, сказывалось напряжение и постоянное ожидание подвоха или засады. А проснулся от голосов.
— Так мы тихонько, он даже не заметит. — Голос, шедший снаружи, мне был не знаком. Но отвечала этому голосу Наталина, которой снова не обнаружилось на месте. Точно привяжу!
— Если он проснётся, то вас всех убьёт, он самый сильный. — Её спокойный голос, обещающих все кары тем, кто посмеет нарушить мой сон, меня и самого успокоил.
Стоп! А шпага где?
— Эй, Цетон, отзовись! — Прислушался, но призрак голоса не подал.
Не понял прикола.
Вскочил с лежаки, выглянул в окно. Из него видно было плохо, только и заметил, что какую-то телегу, да рядом мельтешащие тела.
— Какие-то проблемы? — Вышел я из кареты, держась за кинжал. Да, шпага действительно стала частью моего тела, без неё инвалидом себя чувствую. — Наталина, эти люди тебе докучают?
Трое крестьян, телега, загруженная какими-то мешками. У всех топоры, но висят на поясах.
— Они говорят, что мы мешаем проезду. — Степенно ответила она, повернувшись ко мне. — Хотят оттащить нашу повозку, чтобы проехать.
— Слышь, малой. — Самый молодой из этих людей, лет так восемнадцати максимум, увидев меня, аж нос задрал. — Нам проехать надо, позови старшОго.
— Я и есть старший. — Ответил я ему, подходя к девочке и отбирая у неё свою шпагу. Её вообще учили, что брать чужое нельзя? — Если вы отъедете немного, вон до того места, то мы вполне можем разминуться. —
— А чой-то это мы должны отъезжать? — Возмутился молодой, но тут, от стоящего сзади, ему прилетел смачный подзатыльник.
— Помолчи, покуда старшИе гутарють. Вашблогородь, мы это того, сейчас отъедем. Вы не серчайте на ентого недоумка. Болезный он, грамоте обучен, а розумению нет. — И пинок пониже спины, прилетевший парню, показал, куда он может засунуть своё начавшееся возмущение.
— Ты чего меня не разбудил? — Спросил я графа. — А если бы это было нападение?
— Эта девочка, она… — Задумчиво, или скорее озадачено, начал он. И замолк.
— Ну, чего замолчал? Чего она?
— Она меня забрала, и я перестал слышать всё вокруг. И ты меня не слышал. А самое страшное, я не смог выбраться из шпаги! Когда я понял, что оглох и онемел, пытался несколько раз. Как будто стенка какая-то.
— И почему? — Всё же решил я спросить, потому что он замолк и молчал уже несколько минут, пока мы разъезжались с телегой.
— Не знаю. — Ответил он всё тем же задумчивым голосом. — Управлять её телом я тоже не мог. Не выпускай шпагу из рук больше, очень прошу.
— Испугался? — Решил я немного пошутить, а то не нравится мне его голос.
— До усрачки. — Не принял он шутки. — Я как будто умер. Ну, в смысле, совсем умер. — Немного стушевался он, поняв, что вышел каламбур.
— Ладно, не бойся. Папочка Демон придёт и тебя спасёт. — Нет, надо его как-то расшевелить. — Протянет к тебе руку — сразу кричи мне.
Но он ничего не ответил. Ладно, взрослый мальчик, триста лет как-никак, пусть сам себя успокаивает.
До темноты ехали без приключений, если не считать того, что Наталина усилила нажим на меня. Я сильно устал, у меня несколько раз перед глазами вспыхивала радуга, показывая, что я точно перенапрягся, а эта никак не хочет угомониться. То рядом сядет, прижмётся, то сзади попытается обнять, чуть не свалившись на ходу под колёса. Больше всего бесило, когда она тянулась к завязкам на поясе, заявляя, что там её ждёт «правильная сила».
Моё желание её привязать всё усиливалось, строгий голос уже не помогал. Наталина выслушивала, соглашалась, но через несколько минут опять бралась за своё. Она уже спокойно выскакивала из кареты на ходу, не боясь упасть и сломать себе чего-то. Нет, я понимаю, что карета — не автомобиль, скорость не та, но всё же километров десять в час мы делали, особенно, если подсохшая дорога позволяла.
И это её «она говорит» меня начало откровенно бесить! Вторая личность, сидящая в девочке, отличалась тупыми высказываниями и желаниями. Когда на одном перекрёстке эта ненормальная выдала: «она говорит, надо ехать в другую сторону», и попыталась силой вырвать у меня вожжи, думал, что не сдержусь и всё же возьмусь за ремень. Останавливали меня от этого метода воспитания только возраст воспитываемой, и её ненормальная реакция на любое моё применение силы.