День да ночь
Шрифт:
Опарин случайно глянул на Бакурского. Тот сидел неподвижно, словно спал с открытыми глазами.
– Костя, а ты как?
– спросил он.
Бакурский не слышал. Бакурский был в это время далеко. Он думал о том, что если бы, как положено, все время следил за небом, то увидел бы "фоккер" вовремя. Он был виноват, что атака "фоккера" оказалась неожиданной. Никто не обвинял его в этом. И сам он гнал от себя эту мысль. А она грызла его душу и не давала думать ни о чем другом. Командира спас... Не спас он никого. Умер командир. И штурман погиб. Если бы он не зазевался, были бы они живы и машина цела. Отбились бы. Теперь их нет. А он жив. Кому нужна такая жизнь? И почувствовал, что пытается обмануть
– Костя, ты что, уснул?
– оторвал его от размышлений Опарин.
– Задумался...
– Чего тут думать. Ты скажи - после войны кем будешь?
– Никем...
– прохрипел Бакурский.
– Как это никем?
– Возразил Лихачев.
– Так не бывает. Каждый должен кем-то быть.
– Никем...
– повторил Бакурский.
– У-у-убьют... меня.
– Он, когда нервничал, еще и заикался.
– Это ты брось!
– рассердился Ракитин.
– Ты эти разговорчики прекрати! Перед боем такое говорить нельзя.
– Я... чу-чувствую...
– не послушался командира Бакурский.
– Тоже мне, чувствователь!
– возмутился Опарин.
– Человек такого знать не может.
– Я з-з-знаю!
– не отступал Бакурский.
Не знал он ничего. Но стоило ему вслух сказать, что убьют, как понял: так и случится. Уже сегодня ночью.
И это его: "Я з-з-знаю!", сказанное с надрывом и тоской, прозвучало настолько убежденно, что все поверили. Наверно бывает такое, когда человек чувствует приближающуюся смерть. Что скажешь ему? "Не обращай внимания, может, обойдется..." или: "Да плюнь ты на все". Спорить - еще больше заводить человека.
Ракитин не верил ни в чох, ни в сон, ни в вороний грай. В предчувствия тоже не верил. А главное - он был командиром и обязан был поддерживать бодрость духа.
"Испортил разговор!
– рассердился он.
– Сам заводится и на других тоску нагоняет!" - Но не сказал этого.
– Нет, - сказал Ракитин.
– Тут ты, Бакурский, как раз и не прав. Это мы им сегодня врежем. Пусть приходят. Мы фрицам такие гостинцы приготовили! Надоели они мне, но ничего не поделаешь. Надо встречать. Будем жить, будем бить!
Лихачев понял командира.
– Что касается меня, то я готов, - заявил он.
– У меня сегодня новая страница биографии начинается: первый раз к орудию встану. Настоящим делом, наконец займусь... А что-то прохладно стало, - поежился он.
– Пора натягивать свою непробиваемую и непромокаемую.
Действительно, к вечеру стало прохладно. Остальные тоже поднялись. Затянулись, подпоясались. В длинных серых шинелях стали выглядеть старше и серьезней. Только Дрозд выделялся в короткой английской, зеленого сукна, несуразной шинелишке.
– Нам скоро собираться, - Афонин посмотрел на северо-запад, откуда наплывала темнота.
– Покурить, что ли, на дорожку, а там и топать можно. Так?
– обратился он к некурящему и поостывшему к этому времени Бакурскому.
– Пожалуй... так...
– согласился тот.
– Я тебе отсыплю, - предложил Бабочкин и вынул свой красивый кисет.
– Отсыпь, - согласился Афонин.
– Хорошая у тебя махорка.
Он вынул из кармана пустой кисет, путешествующий с хозяином не один год.
– Из чего?
– спросил Бабочкин.
– Не поймешь, материал или кожа.
– Шкурка молодого оленя. Мягкий и непромокаемый. У все наших мужиков такие. Удобно для охотников. Какой дождь ни пройдет, махорка сухая.
– Хорош!
– Бабочкин осмотрел кисет, потер кожу пальцами.
– Мой покрасивей будет, но в твоем табаку лучше, - признал он и отсыпал добрую половину своего запаса.
* *
Кречетов собрал командиров орудий и командиров отделений. Хотел поговорить с ними
Старлей усадил командиров возле КП, сам остался стоять. И лейтенант Хаустов с ним. Солдаты сидели, одетые по осеннему прохладному времени в шинели. Пилоточки на них, совсем не подходящие к осенней погоде. Ждали, что им скажут.
Старший лейтенант прохаживался, погладывал на их лица, то ли спокойные, то ли хмурые, и думал, что положение у него сейчас хуже некуда.
"Сделали, вроде бы все, что могли, - прикидывал он.
– Окопы отрыты в полный профиль, орудия пристреляны, фугасы заложены. Степь во время атаки осветят... Люди к фугасам приставлены надежные. Воробейчику дали хорошего напарника. Тот после ранения в охрану штаба попал, а раньше десантником был, к фрицам в тыл прыгал. На Афонина и Бакурского тоже можно надеяться. Вообще, пушкари подобрались неплохие, стоящий народ. А пехота слабовата. Все понимают, и коленки у них не дрожат, но неопытные. Погонял он сегодня своих "орлов", но толка от этого почти никакого. Недельки на две бы их ему, тогда и разговор другой. С оружием тоже неважно. Больше чем у половины - винтовки и карабины. Винтовочки Мосина. Конструкция 1891-го дробь 30-го! Офонареть можно - тысяча восемьсот девяносто первый год! По нынешним временам трехлинейка только в штыковой хороша, как при Суворове. Против автомата, в ближнем бою, она не тянет. Ты ему пулю, он тебе очередь, и пишите письма. А бой как раз и намечается ближний. На пулеметы тоже надежда небольшая: пулеметчики барахольные. Сюда бы таких артистов, как Бакурский..."
Сержанты ждали, смотрели на него, и молчать долго Кречетов не мог.
– Эх, ребята...
– Он остановился, сдвинул фуражку на затылок.
– Сказал бы я вам сейчас, что бой будет нетрудным, что побьем мы их без больших потерь, потому что на нашей стороне не только правда, но и сила... Но не могу такого сказать. Вы и сами все знаете, все видите, все понимаете. Один у нас выход - сделать все, что сумеем. Драться хорошо и по-умному. Первыми ударят артиллеристы...
Опять прошелся, привычно постучал веточкой по голенищу.
– Снарядов у нас, вроде, достаточно, лейтенант?
– По полному боекомплекту и даже больше. Почти по триста снарядов на ствол.
– На полчаса боя хватит?
Лейтенант быстро подсчитал:
– Если выстрел каждые шесть секунд, как раз на полчаса и хватит. Но это теоретически. А практически - сумеем вести интенсивный огонь около часа.
– Слышали?!
– Он не только артиллеристам говорил, он еще и пехоту подбадривал: - У нас три орудия. Каждые две секунды по снаряду...
– И перешел Кречетов на более привычный ему при отдаче команды телеграфный стиль: - Снарядов навалом. Боеприпасы не беречь! Огонь интенсивный. Видишь цель не видишь - стреляй! Пусть думают, что нас много. Пусть они нас боятся. Они боятся, нам легче. Они испугались - наша победа! Ведем шквальный огонь. Темп выдержим - откатятся. Не хватит у них запала на долго. Сами знаете, танк долго не воюет. Или он разметал все и прорвался, или его разбанзали. За полчаса, самое большое за час все и решиться должно. Выстоим час - выдохнуться они. Надо выстоять. Сколько танков ни пойдут, все ваши. На бога не надейтесь. Помирать нам здесь ни к чему, а драпать нельзя, стыдно и опасно. Надо выстоять. От вас, конечно, только половина успеха зависит, но какая половина! И потом, без половины целого нет. Народ у вас подобрался крепкий, так что надеюсь...