День щекотуна
Шрифт:
– А что? Идея!
– воспряла духом Касса.
– Не на-а-адо-о!
– представив катастрофический уровень грозящих обонятельного, дыхательного и морального дискомфортов, заблажел я.
– И то верно. Не резон, - рассудила Касса, - Были б они сразу после стирки, другой разговор. А так... Угорит ведь до никакушества!
И экая же ты, Мороженка, антигуманная.
– Ну давайте тогда, коль все не так, не эдак, напялим на его башку морковкины труселя!
– с нескрываемой обидой предложила Мороженка, - Уж ее-то неглиже, надо полагать,
– Ни дам!
– на повышенных тонах закочевряжилась азиатка, - Я девуська полядочняя! Без тлусов ни пойеду!.. Бюсьтьгальтель дам, а пло тлусы забудьтье! Луцсе дьавайте напьялим на митлофануськину гольовьу иво обоссьянние шьтани!
– Х-хе-е-е!
– развеселилась Кассиопея, - Тебе, Морковь Чингисхановна, ума не занима-ать! Но... Не юли мозгой - стаскивай свои труселя!
– Луцсе узь бюсьтьгальтел, - доселе не обсуждавшийся вариант предложила азиатка...
На том и сошлись: мои глаза (словно светозащитными очками) были старательно изолированы чашечками морковкиного бюстгальтера...
– Ну что?
– облегченно вздохнув, с неким милосердием в голосе произнесла Касса, - Поди сегодня уже изрядно горючего наэкономили? Бросайте свои педали! Транжирно попрем! С ветерко-о-ом!..
Митрофан, может тебе мокрые штанишки-то скинуть да просушить из окна на встречном воздушном потоке?
Я, маемый сыростью ног и промежности, неспешно стащил брюки и вслепую вывесил их на руке за окно...
Двигатель, запускательно рыкнув, перешел на мерный гул... Вскоре мы тронулись - рывком, с моторным ревом и визгом авторезины под бесшабашное мороженкино "и-и-и-хо-хо-о-о!!!". Стремительным ускорением меня вдавило в упругую спинку сиденья. И я невольно посочувствовал космонавтам, испытывающим на ракетном старте подобные перегрузки...
– Была бы зима - шарфом б твое зрение обмотали!
– выкрикнула Касса, - А так... Не обессудь уж, Митрофанушка! И не брезгуй! Морковка-то на диво чистоплотная! Ее бюстгальтером впору раны без опаски заражения перебинтовывать! А ее стерильным язычком в самый раз эти самые раны зализывать!
– Систе-ейсяя плавда!
– восторженно поддакнула азиатка.
Представив себя с пикантным предметом женского туалета в роли большеразмерных очков и меланхоличным "ага" выказав абсолютное непротивление, я втянул вырываемые ветром штаны в салон, расслабился и непроизвольно провалился в пустоту бессознательности...
Приходил в себя в кромешной темноте и медленно-премедленно, мучительно ощущая монотонный озноб, полнейшую телесную разбитость и страдательнейше перенося душевную изуродованность...
Прочувствованно помыслилось: "И в каки-ие(!!!) же мерзкопакостнейшие передряги низвергла меня элементарная моральная разболтанность! А еще офицер МПАха"...
– Да снимите же наконец-то с него этот чертов бюстгальтер!
– уловилось моим слухом произнесенное Кассиопеей.
– Сё сьнимать-та? Иму
– Ну.., - застопорилась мыслью Касса, - Дайте ему... хотя бы водки! Иль виски, но только безо льда.
– И каким же образом ему дашь-то(?), коли он ни бе, ни ме, ни кукареку, - проворчала из мрака Мороженка.
– И какого лешего, лярвы, его на голый кафель поклали?!
– возмутилась Касса, и я тут же обратил внимание на то, что возлежу на чем-то плоском и дюже студеном.
– Сяс пеленесем. Сяс-сяс-сяс, - затараторила Морковка, и я незамедлительно ощутил, что поднят в несколько рук и несом (почему-то ногами вперед).
– Не уроните, кошелки!
– прогудел доселе незнакомый мужской бас.
– Ну и уроним... И что ему с того доспеется?
– проворчала Мороженка, - Не стеклянный же...
Чуть погодя я возлежал на чем-то постельном - пушисто ласкающем и обволакивающем мое изможденное тело едва ли не до половины...
Судя по широченному разнообразию звуков, вокруг суетились несколько человек. Исходя же из осязательного спектра, на мне из одежды присутствовали лишь трусы. Несомненно, влажные...
В организме началось потепление, отчего душа устремилась к некоему равновесию.
– Водоськи-водоськи-водоськи, - засюсюкала надо мною Морковка, - Пей-пей-пей(!), Митлофануська, - и я почувствовал нечто резиново-трубчатое, усиленно внедряющееся сквозь сжатые губы... В язык тонко заструило, и я невольно сглотнул.
– Пьеть!
– восхитилась Морковка, - Пьеть как сивый мелин!
– Не как мерин пьет, а как конь, - поправила Мороженка, - И когда только ты русский язык в совершенстве освоишь?.. Похоже, что никогда. Недотепа.
Я жадно сглатывал алкоголь, осознавая, что в моем незавидном положении он только на пользу - заместо лекарства.
– Утю-тю, утю-тю, - лепетала Морковка, - Пьеть как сивый... конь!
– Ты это из чего его, лахудра, поишь?!
– откуда-то справа и несколько издали прогневалась Касса, - У тебя соображение есть?!
– Есь, - подтвердила Морковка, - А из сево ево поить(?), есьли из стаканьцика никак.
– Но не из кли-и-измы(!) же, - укорила Касса.
– А сё?
– незамысловато отреагировала моя заботливая поилица.
– Да ничего-о-о!
– не на шутку вспылила Кассиопея, - Да этой кли-изме(!!!) сто-о(!!) ле-ет(!) в обе-ед, да будет тебе, шмакодявка, известно! Она ж еще при развито-ом социали-изме(!!!) завулканизирована! Она ж во сто-о-олько(!) внутренностей и сто-о-олько(!) раз внедрялась, что вся в морщинах и трещинах. Да будь она пулеметом, ее ствол давно-о-о(!) бы уж по причине износа был списан и переплавлен!
– на этом участке кассиопеиного гневнословия я окончательно осмыслил суть ее претензий к Морковке и... Брезгливо поперхнувшись, я всетелесно содрогнулся и безуспешно попытался языком вытолкнуть изо рта явно негигиеничный клизмин наконечник.