День сурка
Шрифт:
– Доброе у-у-у, – зевнул он, склоняясь над Кэрол, чтобы поцеловать. Она увернулась и получила быстрое прикосновение мокрой губы к затылку.
– Утро. – Вытерла кожу быстрым движением. – Сок? Какао? Молоко?
Это была их еще одна домашняя – и крайне неудачная – шутка. Такая же дурацкая, как шутка про яичницу с беконом. Но Тобин всегда смеялся, и Кэрол не могла сдержаться, чтобы тоже не посмеяться.
– Горячего молока, и даже с пенкой, – улыбнулся Тобин. Кэрол вручила ему кружку с черным кофе.
– Сядь. – Она показала на табурет. –
Эту речь она придумывала всю ночь. Сидела здесь, голыми пальцами ног очерчивая швы на холодной плитке, и в тетрадке записывала, что скажет и как скажет. Вырывала листы, комкала, выбрасывала, курила на крыльце и советовалась с молчаливыми звездами… Финальная речь родилась в пять утра. Кэрол знала, что тетрадка исчезнет так же, как весь этот день, и вызубрила речь наизусть.
Только сейчас ни одна фраза не казалась подходящей.
Ночью в ее воображении Тобин смиренно сидел перед ней и слушал, наклонив голову, как осужденный на казнь.
В реальности же он крутился на табуретке и гремел посудой. Он и подумать не мог, что сейчас будет по-настоящему серьезный разговор. Раздирал пакетики со сахаром, привезенные из какой-то заброшенной кофейни, над дымящейся чашкой. Сахар просыпался на стол, и Тобин, чертыхаясь, стряхивал его куда-то себе на колени.
– Я… – Кэрол села напротив него. – Тобин.
– Да, да. Ты говори, говори. Тебе насыпать?
– Не нужно. Я несладкий пью.
– Знаю, только всякий раз надеюсь. Что за жизнь с несладким кофе, а, Кэрол?
Хороший.
Она просто не могла.
Он хороший.
Ночью просыпался и спрашивал, почему ей не спится. Пытался перенести в кровать на руках, потом сдался, накрыл ее теплым пледом и ушел на цыпочках. А теперь с хитрым лицом придвигал к ней пакетик с сахаром. Попробуй, мол. Все ж попробуй.
Кэрол схватила пакетик и начала мять его.
– Что-то случилось, Кэрол? Заболела?
Над их головами громыхнуло. Дети встали и теперь бесились в своей комнате, прыгая с кроватей на пол и обратно. Кэрол поторопила себя. Не хватало ей любопытных детских глаз во время такого признания.
– Не заболела. Тобин, послушай.
Скажи это и перестань себя ненавидеть. Вы оба взрослые люди. От этого не умирают. От этого становятся счастливее – ведь прекращается ложь.
– Тобин, я тебя не люблю.
Измятый пакетик наконец-то прорвался. Крупинки сахара хлынули сквозь ее пальцы. Почему-то Кэрол вспомнила босые ступни Дэрила на полу в своем доме. Подняла глаза. Тобин смотрел на нее, умудряясь совмещать во взгляде все: понимание, сочувствие, любовь.
– Ничего, – сказал он и погладил ее коленку. – Ничего, Кэрол. Я знаю. Я не жду от тебя признаний. Все хорошо. Мне не нужны…
– Нет. Не понимаешь.
И она высвободила коленку из-под его ладони. Теперь все, что случилось бы между ними после этих слов, стало бы болезненным воспоминанием для обоих… До следующего утра, по крайней мере.
– Тобин, я тебя не люблю и не могу быть с тобой.
Он не отвечал. Что здесь, действительно,
– Ты хороший. Спасибо за эти неде… дни. Ты справишься. Я тоже.
– Это Дэрил?
Никаких вопросов про Дэрила в тетрадке заготовлено не было. Кэрол растерялась – и нахмурилась. Как всегда, когда не любила оказываться застигнутой врасплох.
– Дэрил, – повторил Тобин, будто извиняясь. – Да? Мне все говорили, что вы друзья. Такие большие друзья. Ты его любишь?
– Не знаю, – честно сказала Кэрол. – Но я… хочу узнать. И я не могу это делать, живя здесь. Я и так поступила с тобой нехорошо.
– Вы с ним?.. – Тобин не смог продолжить. Ему было плохо. Этой тени, призраку было больно. У Кэрол заскребло в груди. Она не знала, как ответить. То, что было между ней и Дэрилом, случилось вчера – а для Тобина-призрака вчерашнего дня не существовало.
– Прости, – выбрала она самый легкий ответ. Не сделав ни одного глотка кофе, Кэрол отправилась на улицу.
Для первого раза прошло неплохо. Надо не забыть вечером записать удачные фразы. Еще пара дней, и она будет это делать с легкостью. Нащупать идеальные слова, избегать ненужных реакций. Сократить присутствие Тобина в ее жизни до двух минут по утрам. Кэрол не сомневалась, что справится.
– Ты в пижаме, – сказал Дэрил. Ветер хлопал рукавами ее белой футболки.
– Знаю, – ответила Кэрол.
Кэрол видела Дэрила еще с крыльца: как он стоял поодаль и щурился, пытаясь разглядеть движение рядом с домом Тобина. И, как только она вышла на дорожку, пошел в ее сторону, притворяясь, что как раз проходил мимо. Даже попытался сделать вид, что не сразу ее заметил, только сам понял, что выходит плохо, и утих.
Странно: теперь словно кто-то навел фокус на Дэрила. Она видела каждую его черточку. Морщинки в уголках глаз, родинки, белое и темное в бороде и усах, и даже черный волосок, торчавший из ноздри, и крошечный прыщик на носу. Дэрил все еще был Дэрилом, но теперь – каким-то более объемным, что ли. От этого волоска и прыщика у Кэрол в глазах защипало, такими трогательными они были. И, как брешь в каменной стене, делали Дэрила уязвимым, хотя сам он об этом вряд ли подозревал.
Дэрил не хотел быть уязвимым, это верно. Он весь подобрался. Держал на плече арбалет, вцепился в него сбитыми пальцами. Даже куртку – зачем надел в такую жару? – застегнул до подбородка. Рядом с ним Кэрол в легких туфлях и полосатых штанах смотрелась, должно быть, комично: проходившие мимо Хит и Юджин – утро не утро без их пересменки – свернули шеи, но ничего не сказали.
– Поговорить нужно, – сказал Дэрил и, не дожидаясь ответа, пошел к пруду. Они сели на еще не прогретую солнцем землю. У их ног бегали водомерки. Что-то плеснуло вдалеке, и Кэрол поняла, что не знает, водится ли в этом пруду рыба. Дэрил, должно быть, знает. Она изучила каждую улицу в этом городе еще в первые дни. Он изучил каждую травинку.