День сурка
Шрифт:
В тетрадке ночью она писала не только речь для Тобина. Но все, что рождалось кроме этого, рвала на мелкие клочки, сжигала в пепельнице на крыльце. Ей нужно было многое поведать Дэрилу, но даже в эти секунды Кэрол не понимала, нужно ли, а главное – подошло ли время. Кэрол очень надеялась, что Дэрилу действительно есть, что сказать. Вдыхая запах его кожаной куртки, она пыталась привыкнуть к этому новому присутствию Дэрила.
Им обоим было неловко. Но от Дэрила исходило куда больше беспокойства, и Кэрол чувствовала в этом свою вину. И чувство это лишь возросло, когда Дэрил наконец сказал:
–
Он не курил, только смотрел на воду, сцепив руки замком.
– Это навсегда, – продолжил он. – Окей. Понял. Застряли. Только я здесь не смогу, если будет так.
Снова перевел дыхание. Кэрол не торопила: знала, как ему нужно разгоняться перед большой речью.
– Я не твой палач. – Он нервным движением пригладил усы и бороду. – И не твоя чертова игрушка.
Кэрол с облегчением услышала в его голосе злость. Он злился - а значит, все еще был здесь. Но продолжать Дэрил не стал. Он косился на нее, ждал реакции, как будто от этого зависело, что он скажет дальше. Кэрол разгладила хлопковые пижамные штаны на коленях.
– Когда Софии было четыре года, – начала она, – Эд от нас уехал. У него тогда была разъездная работа, но все командировки длились по два-три дня. Только проводишь – и вот он уже дома. И вдруг его посылают в Иллинойс на неделю. Неделю!
Дэрил хмыкнул, показывая, что слушает.
– И я рискнула. Я заняла денег… Моя тетка была еще жива тогда. Она прислала мне деньги, хоть я понятия не имела, как буду отдавать. Мы с Софией поехали к океану. София никогда еще нигде не была, и я… представляла себе, как это будет. Только мы вдвоем. Шесть дней у океана. Шесть прекрасных дней.
Сердце заколотилось от воспоминаний, как тогда, когда они ехали в машине и Кэрол трясло от собственной храбрости и ужаса одновременно.
– Приехали – и сразу на пляж. У нас под одеждой были купальники. Утро, солнце палит, народу немного. Мы идем, и я рассказываю ей, как будем сейчас купаться, как будем строить песчаные замки.
Купальник у Софии был ярко-желтый, с юбочкой, вышитой красными яблоками. Она размахивала совочком и пела - она тогда пела обо всем, что видит.
– Мы пошли туда, где людей поменьше, чтобы… Мне не хотелось, чтобы на нас обращали внимание. И там была стая чаек, на песке. Я сказала: София, океан! Она бросила вперед совочек, и чайки взлетели. И полетели на нас.
Крылья хлопали вокруг, и на плече у Кэрол осталась белая капля птичьего дерьма, и она села на корточки, будто испугавшись, что чайки сейчас унесут их.
– София так и не подошла к океану. Чайки, шум волн, все это было слишком страшно для нее. Мне в голову не могло прийти – как можно бояться океана? Я взяла ее на руки и понесла вперед. Я зашла в воду, а она кричала и просила поставить ее на землю. Мы посидели еще час на берегу, подальше от воды, и она хныкала и просилась домой. Я подумала – завтра она все забудет. Но на следующий день было то же самое. Она не хотела купаться, не хотела играть на песке…
Кэрол почувствовала легкое прикосновение: Дэрил придвинулся к ней на сантиметр, и теперь их плечи были совсем рядом.
– Я не могла с этим смириться. Я мечтала об этом столько лет. Это должен был быть наш с ней идеальный отпуск. Мы должны были вернуться домой накупавшиеся, отдохнувшие…
Если Дэрил и понимал, к чему эта история, то никак себя не выдавал. Кэрол не могла вспомнить, чтобы он вообще когда-нибудь перебивал ее, а сейчас ей бы очень хотелось, чтобы он задал хоть один вопрос. Но Дэрил терпеливо ждал конца, а подводить мораль этой истории в одиночку было тяжелее всего.
– Дело в том, Дэрил, что я делала все это, потому что верила: я беспокоюсь о ней. Я хочу, чтобы у нее было счастливое детство, счастливые воспоминания.
Горло сдавило.
– Впихивала в нее это счастье насильно, не понимая, что делаю это только ради себя. Дэрил. Я знаю, что иногда я просто не могу остановиться. Даже если… если это касается кого-то, кто мне дорог. – И она странным движением поскребла его спину. – Прости, что тебе пришлось меня полтора раза убить. Прости, что…
– Два, – все-таки перебил он.
– А?
– Два раза.
– Я имела в виду – это же был ходячий.
– Это была ты. Ходячая.
– Хорошо. Два раза. И прости, что…
– Ладно.
– Дэрил, дай мне сказать.
– Ладно, все. Я понял.
– Дэрил. Это случилось.
– Хватит.
– Случилось не потому, что ты моя игрушка. Я так не думаю. Дэрил.
– Понял уже, что думать можешь чего угодно, пока прешь как танк.
Ударил ее же оружием. Чего еще ожидать от загнанного в угол Дэрила Диксона? Он скорее прыгнет в это озеро, чем разрешит ей произнести вслух хотя бы два слова про их вчерашнюю поездку. Разговор не клеился, и Кэрол на секунду подумала: надо уйти. Переждать день и начать сначала. Ах, черт, ведь Дэрил ничего не забудет…
– Как думаешь, – вдруг сказал Дэрил, – где настоящие наши?
– В смысле? – растерялась Кэрол.
– Рик, Мишонн… Где они?
Кэрол проследила за его взглядом. Рик и Мишонн, размахивая мусорными пакетами и смеясь, шли к машине, собираясь на свою каждодневную вылазку.
– Они на земле, – сам себе ответил Дэрил, – а мы нет.
Рик остановился и махнул Дэрилу. Дэрил не стал махать в ответ.
– Если это ад, – сказала Кэрол, – то самый скучный из всех.
– Что, – фыркнул Дэрил, – есть другие?
– Кто знает, Дэрил, кто знает.
– Что-то я не хочу проверять.
– Вот ничего ты не хочешь. Скучно, говорю же.
– Ага, ну извини, что со мной не повеселиться.
– Хватит дуться, Дэрил. Привыкай. Тебе со мной здесь вечность сидеть.
А он, похоже, был готов.
После вчерашнего прощания, странного, жесткого, похожего на конец всего, Дэрил не должен был и на метр подойти к ней. Кэрол была уверена: он бросится в лес рано утром, и месяц будет туда бегать, прежде чем осмелится, наконец, выйти и взглянуть ей в глаза.