Деньги, рынок, капитал. Краткая история экономики

Лэй Эндрю

Низкие процентные ставки усложнили ведение денежно-кредитной политики. Анализируя исторические данные за 5000 лет, экономист Банка Англии Энди Холдейн пришел к выводу, что процентные ставки никогда еще не были такими низкими²⁴. Он сравнил попытки центральных банков поднять процентные ставки с детской историей о мальчике, у которого застрял на дереве воздушный змей и который бросал вверх один предмет за другим, пытаясь сбить его с ветки. Покупка активов, схемы ликвидности и стратегия обнародования дальнейшей политики, отметил Холдейн, оказались одинаково неэффективными для повышения процентных ставок. К концу 2010-х руководители центральных банков многих стран столкнулись с проблемой дефляции.

Общей проблемой

для руководителей центральных банков в этот период стала «нулевая нижняя граница», то есть невозможность взимать с кого-либо отрицательную процентную ставку. Если я могу без лишних затрат хранить у себя наличные деньги, зачем мне одалживать их вам, чтобы вы затем вернули мне меньше денег, чем у меня было изначально? Поэтому центральные банки обратились к политике «денежных вливаний» и начали скупать финансовые активы в попытке поддержать экономику. К концу 2010-х годов четыре крупнейших центральных банка – Федеральная резервная система США, Банк Англии, Банк Японии и Европейский центральный банк – в совокупности владели финансовыми активами на сумму более $20 трлн, примерно равную годовому объему производительности экономики США²⁵.

Часть экономических убытков в этот период была понесена по собственной неосторожности. После более чем полувековой поддержки глобальных усилий по снижению торговых барьеров в 2018 году США резко изменили курс и ввели пошлины на сталь, алюминий и множество импортных товаров из Китая. Объявляя о новых пошлинах, президент Дональд Трамп заявил, что это способ наказать иностранцев, но в действительности издержки этой политики легли в основном на плечи американцев. Для американских домохозяйств тарифы Трампа означали одно из самых значительных повышений налогов за последние десятилетия²⁶. Поскольку в строительстве, автомобилестроении и других отраслях, использующих сталь, занято гораздо больше американских рабочих, чем непосредственно в сталелитейной промышленности, по оценкам, на каждое новое созданное рабочее место было потеряно 16 уже существующих рабочих мест²⁷. Более того, торговые партнеры ввели ответные пошлины, что на 10 % сократило объемы экспорта продукции США²⁸. Конечным результатом всего этого стало падение мирового дохода. Торговые войны, как и войны с помощью оружия, обычно оставляют больше проигравших, чем победителей.

На референдуме 2016 года 52 % британцев проголосовали за выход из Европейского союза. Решение вступило в силу в 2020-м. Брексит заставил многие британские фирмы перенести офисы в континентальную Европу и создал значительную неопределенность для импортеров и экспортеров. Брексит также стал помехой свободному перемещению людей, услуг, товаров и капитала между Великобританией и континентальной Европой. Британское Управление бюджетной ответственности оценивает долгосрочные издержки брексита в 4 % доходов Великобритании²⁹. Экономисты практически единогласно выступали против брексита, но они не смогли ничего противопоставить агитации, опирающейся на оппозиционные настроения, негативное отношение к мигрантам и недоверие к международным институтам.

В XXI веке экономисты обратили наше внимание на широкий круг тем, начиная с коррупции и заканчивая изменением климата, которые предыдущие поколения могли посчитать выходящими за рамки экономической науки. Экономисты признали недостатки чисто рациональной модели и обратились к поведенческой экономике, чтобы объяснить, почему люди так часто откладывают слишком мало и едят слишком много. Тарифы Трампа и брексит, так же, как в свое время дебаты о Хлебных законах и закон о пошлинах Смута – Хоули, напоминают нам: хотя открытость может быть хороша для экономики, победу на выборах часто одерживает изоляционизм.

Пандемия, и что было дальше

В начале 2020 года появление вируса COVID вызвало в мировой экономике

худший кризис со времен Великой депрессии 1930-х годов. После того как страны ввели карантин, уровень глобальных доходов во II квартале 2020 года снизился на 5 %¹. Инвестиции в бизнес рухнули, туризм и миграция практически прекратились, а расходы на услуги резко упали. Все развитые экономики вступили в рецессию. Во всем мире было потеряно около 400 миллионов рабочих мест². Правительства выделили более $10 трлн для поддержки домохозяйств, а также пострадавших работников и компаний. В 2019 году глобальный государственный долг равнялся сумме общемирового дохода за 10 месяцев. В 2020 году глобальный государственный долг вырос до размеров годового общемирового дохода³.

Переломное значение во время пандемии имели два изобретения. Тесты на COVID помогли решить, как это называют экономисты, «информационную проблему», дав людям возможность самоизолироваться на ранней стадии заболевания, чтобы не заразить других. Вакцины против COVID принесли существенную пользу тем, кто прививался, и в 10 раз снизили риск смерти для не привитых людей⁴. Вакцины во многом сыграли роль позитивных экстерналий, снизив скорость распространения болезни. В силу этих позитивных экстерналий правительства во всем мире распространяли вакцины бесплатно, вместо того чтобы просить людей платить за них.

Для органов, занимающихся монетарной политикой, неожиданным последствием COVID стала инфляция после отмены связанных с вирусом ограничений. Домохозяйства высвободили поток сдерживаемых расходов, а война в Украине привела к резкому росту цен на энергоносители. Центральные банки внезапно столкнулись с инфляцией на уровне 1970-х годов. Поскольку сдерживание инфляции требовало повышения, а не понижения процентных ставок, в неординарной денежно-кредитной политике не было необходимости. Однако высокие ставки вызвали смятение у держателей ипотечных кредитов и владельцев бизнеса, привыкших к дешевым деньгам. Многие задавались вопросом, почему центральные банки не начали действовать раньше и почему их прогнозы, предсказывавшие низкую инфляцию и низкие процентные ставки, оказались ошибочными.

Ответ кроется в общей проблеме экономики: составление прогнозов – не самое легкое дело. Руководители центральных банков, точно так же, как синоптики и спортивные обозреватели, далеко не всегда стопроцентно уверены в том, что их ожидает в ближайшем будущем. Как однажды заметил бейсболист-философ Йоги Берра: «Трудно делать прогнозы, особенно на будущее». Ученые-экономисты обычно относятся к прогнозам с долей скепсиса, отмечая, что причиной кризисов нередко становятся неожиданные и непредвиденные потрясения. Экономические модели строятся на основе медленно меняющихся переменных и обычно не принимают в расчет конфликты, пандемии, голод, банкротства, дефолты и торговые войны.

Помимо неоправдавшихся предсказаний руководителей центральных банков критиковали и за множество других оплошностей. Почему они не приложили больше усилий, чтобы предотвратить наращивание государственного долга? Почему центральные банки в таких странах, как Австралия, Ирландия и США, допустили, чтобы цены на жилье выросли вдвое в течение десяти лет в начале нового тысячелетия? Почему центральные банки позволили домохозяйствам погрязнуть в долгах?

Ответ кроется в так называемом правиле Тинбергена, которое гласит: если у вас есть только один инструмент, вы можете достигнуть только одной цели. Основным инструментом центральных банков являются процентные ставки. Согласно правилу Тинбергена, если цены на жилье стремительно растут, а инфляция находится ниже целевого уровня, центральные банки не могут решить сразу обе проблемы. Аналогичным образом, если семьи сталкиваются с безудержной инфляцией, а некоторые домохозяйства перегружены ипотечными кредитами, центральные банки должны выбрать, какую проблему они будут решать.