Деревенщина в Пекине 2
Шрифт:
— … ждёт кого-то из твоих родителей в городе. Сумеют добраться быстро? — Бай Лу всерьёз озаботилась оформлением опеки надо мной на следующую процессуальную неделю начиная с понедельника. — Не переживай.
— Родителям написал, жду ответа. Не переживаю, — усаживаюсь на кресло. — Я, в принципе, понимаю, почему это всё происходит.
В свете ярких неожиданных эмоций почему-то тянет на философию.
— И почему же? — модель падает в соседнее кресло спиной вперёд.
— Когда ты — человек, у которого ещё вчера ничего не было, а сегодня
— Богатство? — Бай Лу на мгновение оживляется, но в последнюю секунду от неуместного веселья удерживается. — Оптимистично, а-ха-ха. Ладно, молчу.
— Зря хихикаешь. Знаешь, с какой суммы человек начинает считаться богатым, например, по меркам Германии?
— Понятия не имею. Никогда не интересовалась. Хотя наша диаспора там немаленькая, да, — она зачем-то лезет в wechat.
— В отличие от нас, богатые от бедных там различаются Налоговым кодексом ФРГ. По их закону, если твой заработок выше сорока девяти тысяч в год чистыми, ты уже являешься богатым.
— Да ну?! Полсотни в год?! — Ли Джу тоже не скрывает скептицизма. — Всего лишь?!
— Ну да. Это примерно четыре тысячи евро в месяц. Просто у нас в Китае дела обстоят иначе.
— У нас очень много кто зарабатывает пятёрку в месяц, шестьдесят в год. Здесь супербогатыми их никто не считает, — кивает Бай Лу.
— Мои родители говорили, когда человек, у которого ничего не было, поднимается хотя бы на эту промежуточную ступеньку, у него и враги сразу появляются, и конфликты. Так происходит всегда. Поэтому я не удивлён и спасибо за помощь.
До Тхи Чанг, гулявшая с отстранённым видом по комнате, присаживается на подоконник. Уже на протяжении полутора часов все разговоры в этой комнате ведутся только на китайском.
— Занятный взгляд на вещи. Миньюэ и я думаем иначе, — замечает Ли Джу, — не настолько философски. Меня вообще прямо не касается, но по нервам ударило, — она ведёт рукой вокруг.
— При движении вверх по иерархиям проблемы не убавляются, а растут, это закон, — пожимаю плечами. — К этому вообще можно относиться как к тренировке. Когда-нибудь, может быть, мне свой концерн придется от длинных рук коммунистической партии защищать — сейчас стремятся всё национализировать, а товарищ Си себе пожизненное правление уже устроил. Это я про изменение в уставе партии.
Бай Лу резко поднимает ладонь:
— Стоп! Я ничего не слышала! — Продолжает уже тише. — Может, в каких-то моментах я местами согласна, но именно ты лучше на эту тему даже пар изо рта не выпускай! Не нужно говорить о таком слух, ты не в Америке.
Ли Джу внимательно наблюдает за моделью.
— В первую очередь для тебя будет лучше, — продолжает Бай Лу необычайно серьёзно. — Поверь человеку, который к тем местам, от которых ты защищаться собираешься, чуть поближе, чем ты сам.
После ухода девушек в комнате становится непривычно тихо, полиция с задержанными свалила ещё раньше. Сажусь на край дивана-трансформера, прислушиваясь
Пролистываю список контактов и нахожу родителей. Давно обещал позвонить, рассказать как устроился, но всё не находилось подходящего момента. Опять же, доверенность для Бай Лу надо брать.
Решаю начать с матери — разговор с отцом обычно ничем хорошим не заканчивается.
— Лян Вэй?! — динамик взрывается её радостным голосом. — Я так волновалась! Ты как? Всё хорошо? Где сейчас находишься? Работу нашёл? Хотя бы на еду деньги есть?
Невольно улыбаюсь — так и знал, что придётся отвечать на целую дюжину вопросов. Мама всегда такая.
— Я же тебе говорил, что не пропаду, — стараюсь звучать максимально оптимистично. — У меня все отлично — ещё ни разу не пожалел, что уехал из деревни. На данный момент проживаю в Пекине, пока в общежитии. Комната у меня просторная, вот видео, я сейчас здесь…
— Соседей наверно много? — в её голосе слышится тревога. — Не обижают?
— Думаешь, после того случая я дам себя в обиду? — намекаю на день, когда поставил отца на место. — Да и вообще, один живу. Работаю в ресторане официантом, подрабатываю в модельном агентстве, так, всякой мелочью занимаюсь. Ещё начал изучать программирование, надо же расти дальше.
С той стороны даже дыхание замирает:
— Не врёшь? Если нужны деньги, ты скажи, вышлю что есть, когда отец уедет.
Пожалуй, тут можно не сдерживаться, так даже лучше — в ответ смеюсь.
— Ты чего? Я серьёзно!
— Спасибо, но у меня и правда всё отлично. Как сестра?
— В школе сейчас, — в голосе матери слышится облегчение. — К нам в деревню наконец-то автобус начал ходить из соседнего села, где твоя школа была. Теперь ей не придётся зимой пешком ходить в колготках и двух штанах. А больше не знаю, что о ней и рассказывать.
Дальше я, не перебивая, слушаю обо всём и ни о чём: какой в этом году урожай кукурузы, как у тёти Мэй корова отелилась, как сосед Лао Ван наконец починил крышу. В деревне не так много тем для разговоров, но для пожившей женщины эти мелочи важны — так подумать, у неё больше нет ничего в жизни. Своеобразный супруг не в счёт.
О своих делах рассказываю, обходя острые углы. Для любой матери главное, чтобы была крыша над головой и еда на столе. Этого достаточно для её счастья. Однажды обязательно позову родителей в Пекин, покажу как устроился, но не сейчас. Пока рано.
— Кстати, мам, — наконец перехожу к главному, разглядывая криво приставленную дверь. — Мне всё-таки кое-что от вас с папой понадобится.
— Что случилось? — её голос мгновенно становится тревожным. — Всё-таки деньги нужны?
— Деньги мне точно не нужны. А вот от доверенности на представление моих интересов я бы не отказался, — говорю быстро, пока на том конце не начали волноваться сильнее. — Вам никуда ехать не придётся, я сам найду нотариуса.