Дерево ангелов
Шрифт:
— Как, интересно, рыбы слышат под водой звон? — отозвалась Мэгги. — Послушай, Эллен варит к обеду бульон, и вот что я предлагаю: ты сиди читай книгу, а сама тем временем ешь потихоньку бульон чайной ложкой. Книга отвлечет твои мысли, а маленькая ложка обманет желудок. Скажи, — она похлопала Нину по колену, — как в России определяют пол ребенка?
Да так же, как и везде, с недоумением подумала Нина, а вслух сказала:
— Смотрят. Акушерка или доктор осматривают новорожденного и…
— Да нет! — рассмеялась Мэгги. — Как узнают, кто родится — мальчик или девочка? В Англии есть уйма
Наконец Мэгги ушла в дом, и Нина открыла книгу с эссе Эммы Гоулдман, которую Мэгги подарила ей.
«Для многих современных мужчин и женщин брак не более чем фарс, но они мирятся с ним, чтобы не бросать вызов общественному мнению. Брак главным образом является финансовым соглашением, страховым договором. От обычного страхования жизни он отличается лишь тем, что накладывает более строгие и обременительные обязательства… Любовь не терпит принуждения, она может существовать только в атмосфере свободы. Тогда она дарит себя безоговорочно, без остатка… Любви не нужна защита — она сама себе защита. Там, где жизнь зачинается в любви, не бывает брошенных, голодных, обделенных лаской детей. Я знаю женщин, родивших детей в свободе, от мужчин, которых они любили. Очень немногие дети, рожденные в браке, получают столько любви, заботы, преданности, сколько способно дать свободное материнство».
— Господи! — Нина перестала читать и подняла глаза в синее небо.
Пьянящая радость вдруг охватила ее. Было такое чувство, будто она бросается с высокого утеса, делает шаг в бездонную пустоту. Подумать только! Чтобы женщина могла думать — и писать — такое! И эти идеи родились в головах у русских — идеи, которые изменят мир. И она будет частью этих грандиозных перемен — она сама, Ричард и Гарри. И ее ребенок.
— Нина. — К ней подошла Мэгги. — Вот твой бульон. Дорогая, — она поставила поднос и опустилась коленями на траву, — ты плачешь? Не плачь, солнышко, все будет хорошо, обещаю. — Она обвила Нину руками. — Ты не одна, ты же знаешь. У тебя есть мы, и тебя любят.
Нина поцеловала подругу в щеку и утерла слезы.
— Я плачу не от горя, Мэгги, я плачу от счастья.
Фрэнк и Мэгги хотели, чтобы Нина побыла у них подольше, но она осталась только на четыре дня, как и планировала.
— Вы за меня не беспокойтесь, — сказала она. — Я скоро опять к вам приеду.
В кебе Мэгги села рядом с ней.
— Когда ты снова приедешь, можешь оставаться сколько захочешь. Мы будем только рады, если ты родишь у нас. Недомогание и тошнота скоро пройдут, и будущее сулит нам столько хорошего!
— Будущее… — Когда Фрэнк с Мэгги махали ей с перрона, Нина произнесла это слово вслух, так что ее соседка по купе, сидевшая напротив, оторвалась от вязания и посмотрела на нее.
Приехав вечером домой, Нина приняла ванну, надела ночную рубашку и халат и спустилась на кухню заварить себе чаю из лимонного сорго. Насыпала в миску сухофруктов, которые ей купил
Зевнув, Нина подложила под голову подушку. Утром надо будет составить список самых насущных дел. Перво-наперво написать письма. Мэгги с Фрэнком уже знают ее новость, так что остается написать Ричарду. А потом — Кате. И Гарри. В поезде она думала над тем, что напишет Гарри. «Я очень счастлива и чувствую себя хорошо. Можешь за меня не волноваться. И все-таки я надеюсь…» На этом ее мысль застревала, не осмеливаясь выразить в словах то, на что она надеялась.
— Нина-а! — Входная дверь хлопнула.
Невероятно! В комнату вошел Ричард с чемоданом в одной руке и букетом в другой.
— Милая, да ты уже почти спишь! Нет-нет, не вставай. — Он поцеловал ее в лоб, а потом подозрительно понюхал ее чай. — Это еще что за отрава? Не говори только, что очередной рецепт от Мэгги.
Он никогда еще не приезжал вот так, неожиданно, без предупреждения.
— Неужели война кончилась? — прошептала Нина, не поднимаясь с кресла.
— Что? — Он бросил чемодан на скамью и хохотнул. — Боже правый, нет, боюсь, ничего подобного. Просто небольшое непредвиденное увольнение. Я позвонил Фрэнку, чтобы спросить, не у них ли ты еще, но он сказал, что ты уже уехала. — Он скинул шинель. — Сиди-сиди, у тебя усталый вид. А я сделаю себе настоящего чаю.
Наскоро поправив перед зеркалом волосы, Нина пошла за мужем на кухню.
— Я так рада, что ты приехал.
— Я и сам рад. — Он поставил цветы в бутылку из-под молока, стоящую на столе. — Если у нас найдется яйцо, я приготовлю себе яичницу. Ты ужинала?
— Да. Я сделаю тебе яичницу, — предложила Нина, однако у нее не было уверенности, что она сможет.
— Я и сам справлюсь. У тебя совершенно измочаленный вид. Мэгги с Фрэнком, небось, замучили тебя. Ложись-ка ты сегодня пораньше. А я посижу и напишу пару писем. Давно уже пора написать матери и Анне.
Зажигая газ под чайником, Ричард наклонил голову, и Нина увидела, что волосы у него не точно такие же, как у Гарри, а чуть темнее. В рыжине серебрились седые прядки. Нина была поражена: когда только они успели там появиться? Она перевела взгляд на его осунувшееся лицо.
— Ричард, что-то случилось?
— Ты имеешь в виду — что-то особенное?
Нина вся напряглась. Неужели он все-таки добился своего — добился перевода на фронт? И домой приехал затем, чтобы сказать ей, что его отправляют во Францию… В горле у Нины пересохло.
— Что происходит?
— Ничего не происходит. Просто ни-чер-та! — Он задул вощеный фитиль и виновато взглянул на нее. — Проста, ты вовсе не обязана терпеть мое поганое настроение. Желчный и неблагодарный тип, вот я кто. Понимаешь, мне отказали в переводе из военного министерства. Я со своим опытом там незаменим — по крайней мере, так мне сказали, и мне велено больше не обращаться с подобными просьбами. Такие вот дела.
Нина встретила эту новость с огромным облегчением, хотя ей и жалко было Ричарда — у него был такой удрученный вид.