Держи меня крепче
Шрифт:
– Ты меня достала! – взорвался пытавшийся прийти к консенсусу парень, наконец-то осознавший бесплодность своих попыток.
– Успокойся! Ты же не стабилен! Тебе слово не скажи – мгновенно вулкан взрывается, плюется магмой в ни чем не повинных граждан!
– Это в тебя что-ли, неженка?
– Допустим!
– Такую черствую, лишенную банальной простоты ведьму ничем не прошибешь. Легче кирпич себе на голову раскрошить, чем понять тебя.
– Ты меня сейчас ведьмой назвал?! – выудила самое обидное для себя из его пламенной речи Леся.
– Да, ведьма! – выкрикнул он ей в лицо и удалился из комнаты, громко хлопнув дверью, пресекая дальнейший спор ни о чем.
Так они и разбрелись – каждый по своим углам, Егор на кухню отбирать шоколад у сестренки, а Леся отмокать в ванной, одновременно вспоминая каким
Было это во время Лесиных каникул на островах, точнее, перед самым отлетом. В аэропорт ворвался Егор с огромным букетом любимых Лесиных алых роз и, безошибочно найдя ее в толпе отъезжающих, точнее отлетающих, остановился прямо перед ней, прикрыв букетом лицо, ожидая, что она его сразу признает и упадет к его ногам в безвольном обмороке от счастья, как делали до нее тысячи других девчонок. Как оказалось, ситуацию он слишком идеализировал, не учтя малюсенького, в глобальных масштабах, но архи-решающего факта – Леся сама по натуре хищница, а не легкая добыча, способная сгореть в диком экстазе лишь от одного факта, что такой мачо, как Егор Матвеев собственной персоной, удостоивший ее своим драгоценнейшим вниманием, час которого в расценке его фанаток, стоит, как минимум, миллион наличными, увы, не рубликов, расщедрился ей на букетик.
А еще он учел того, что она не признает его, скрывшего значительную часть верха своего туловища, включая лицо, за пышным букетом.
И она не признала. Зато как не признала!
Леся решила, что прикрываясь «тщедушным веником» пришел Лёня (!) мириться и молить прощения за то, что собирается уезжать в геологическую экспедицию, а не вместе с ней греться на солнышке, подрумянивая тельце как курочки-гриль, поворачиваясь то одним, то другом боком. Так что ее речь составляла примерно следующее:
– Я так и знала, что ты вернешься! Осознаешь и вернешься! А как иначе? И не надо мне пихать в руки общипанный кустик, прекрасно знаешь, что я терпеть не могу розы, – заявила она, любящая их всей душой. – И цвет красный. Цвет крови! Убить что-ли меня хочешь? Молчишь? Молчи! Правильно делаешь. В кои-то веки обойдемся без твоего бубнежа. А знаешь, какой цвет любви? Уж точно не красный. Он белый! Чистый, святой, нежный. Но откуда тебе это знать, ты же сухарь в душе, хоть один комплимент бы от тебя услышать! За все наше прошлое, за этот десяток лет, что мы вместе! И я тебе ни разу не изменила. Но тебе плевать! Ты верен лишь своим идеям, которые представляют собой чушь! Ты изменяешь мне каждый день, а я, как верная жена декабриста, терплю, скрепя сердцем, холю его, лелею, прощаю изо дня в день!!! Пока ты, – она, оторвавшись от нервной ходьбы от впереди стоящего в очереди пассажира до позади стоящего, ткнула в него пальцем. – Прохлаждаешься со своими книжульками! Как можно променять меня на книги? Это вообще в голове не вяжется. Я или книги? Тебе они важнее? Ну да, конечно, они тебе важнее, именно поэтому ты спишь в обнимку с ними, а не со мной! Именно поэтому ты изменяешь мне с гребанной наукой! А меня это бесит, Лёнь… Я тебя люблю. И эти слова пустой звук для тебя, верно? Но для меня нет!
Она вырвала несчастный букет из рук облитого помоями, по ощущениям, Егора и мгновенно прикусила язык.
– Я так понимаю, посылая свою смс ты ошиблась номером? – язвительно поинтересовался он.
Егор сразу понял, что Леся всего лишь хотела развести его на встречу мельком и потом бы забыла, а его уязвленное самолюбие требовало мести, хотя бы словесной. Все же обидно получить сообщения, полные симпатии, заигрываний, а потом узнать, что ты всего лишь игрушка на время, пока она не помирится со своим бойфрендом, которого, ко всему прочему, любит. Это не просто обидно. Чувства схожи с… Даже не сравнить ни с чем!
– Я никогда не ошибаюсь, – Леся все же решила довести атаку до конца.
Ведь не зря она втихую выписала из телефонного справочника подруги номер ее братца, было бы нечестно по отношению к себе любимой не охомутать такого красавчика.
– Все бывает впервые.
– Не у меня, – не сдавала позиций девушка.
– Ну, вот случилось, – на лицо Егора набежала тучка сквозь огромные стеклянные стены, полностью соответствуя его мрачному тону.
– Свободен! – прошипела она идентичным
В этот момент к ним подбежали два несносных ураганчика, сметающих на своем пути все – багаж, людей, организуя за собою хаос и разруху. За ними следом неслась высокая худая женщина в шляпе с большими полами, постоянно извиняясь и пытаясь поправить упавшее, за которой, спотыкаясь на каждом шагу, останавливаясь, чтобы отдышаться, мчался на всех парах невысокий мужчина с начинающим вырисовываться пузом с красным лицом в яркой летней рубашке, шортах и сланцах. Леся даже не успела сообразить, чтобы отослать Егора подальше от себя, дабы его не приметил папа и не стал прочищать мозг, требуя объяснить, что около нее делает этот молодой человек и не пытается ли завязать отношения. Ведь, огражденный от подобных рискованных знаний, способных довести бедного папулю до инфаркта, они с мамой утаили от него и то, что она встречается с Лёней. Он думает, что Лёнечка ее хороший друг и даже в своем самом страшном кошмаре не может вообразить, что его маленькая дочурка встречается с кошмарным, неотесанным, живущем в своем мире зазнайкой. А если бы узнал… Нет! Лучше пусть не знает…
Так что нельзя было давать повода папе для пересудов и мучительных монологов, со скрупулёзно подобранными им словами, которые, как он считает, меняют человека в корне, действуя облагораживающе, а на деле просто выносят мозг и колбасят его на ультрачастотах.
Таня и Костя, пятилетние сорванцы, подскочив к выясняющей отношения парочке, вырвали из рук старшей сестры букет и стали с остервенением его ощипывать, усыпая пол лепестками, при этом приговаривая «Любит-не любит». Внезапно галдеж сменился диким ором, Таня уколола пальчик о шип, а Костя, чисто из солидарности к сестренке, решил поддержать, и вот уже два безудержно голосящих малявки разрывают голосовые связки, чьи голоса уносятся под высокий потолок и эхом разливаются по всему залу. Из соседней очереди их подхватывают еще четверо солидарных детишек, и так по цепочке, все больше и больше, сильнее и громче, насыщеннее и ярче разрывают они свои глотки. Родители обреченно бросаются к детям, пытаясь их успокоить, мама Леси, Нина Павловна, не отстает от остальных и, догнав детишек, приседает около них и вручает каждому по «Чупа-чупсу», изображая на лице довольную, побуждающую к доверию улыбку. Детишки переглянулись, забыв о том, что недавно они плакали, и с радостью выхватили леденцы, все еще всхлипывая по инерции. Постепенно вся очередь замолкла, а Егор упустил удачный для побега момент и столкнулся лицом к лицу с отцом семейства Радуги Николаем Велимировичем, который догнал жену и стоял, справляясь с одышкой, кидая злобные взгляды на Егора.
– Так-с, молодой человек. Что вы хотите от моей дочери? – суровый вопрос в адрес парня тут же сменился участливым вопрошанием к дочери. – Он к тебе приставал, Лисенок?
– Ничего!
– Нет, пап!
Одновременно отозвались парень и девушка.
– Что-то вы темните… – переводя взгляд с одного на другого, с хитрым прищуром буравя каждого, произнес Николай Велимирович.
– Папулечка, это мой одногруппник. Мы случайно пересеклись, – принялась вдохновенно сочинять Леся.
– Это правда? – спросил ее отец у Егора.
Егору врать не хотелось. А еще было желание маленькой мести, так что ответ заставил пожелать Леську ему скорой кончины в самых мучительных конвульсиях.
– Нет, – помотал он головой.
– Моя дочь врет? Ты это хочешь сказать? – сдвинул брови Николай Велимирович и Егор тут же узнал в его лице черты родной дочери, и кивнул.
Леся была готова кинуться ему в глотку и перегрызть ее, а затем свернуть шею аккуратным движением руки, как в ее любимых боевиках с Чаком Норрисом, Ван Даммом, Брюсом Уиллисом. Сдержать себя в руках оказалось сложно, но она все же кинулась к нему, а он даже не успел выставить блок, не ожидая подобной прыти от бешеной (ах, точно, она же бешеная) девки, которая хоть и кинулась к нему первоначально в намерении придушить, но по пути сдавшись доводам разума, и трансформировав объятия смерти в объятия любви. Она сильно стиснула его, перекрыв доступ к кислороду, и жарко прошептала на ухо: «Подыграй мне!«, а затем посмотрела ему прямо в глаза взглядом раненной лани, она так умеет, и чмокнула в щеку, сообщив отцу: