Дерзкие. Будешь должна
Шрифт:
Умом понимаю, что небезосновательно. Ведь он всегда за меня заступался. Он всегда меня возвращал. И не требовал взамен невыполнимого. Даже сегодня он помог моей матери и моему брату. Он общался с ним на равных. Он проявлял заботу. Он не такой плохой человек, которым хочет казаться. Он не монстр…Или мне хочется так думать…Хочется исправить, как большинству дурочек, встретивших плохого парня на своём пути? Но я не хочу исправлять, я вроде бы уже принимаю реальность таковой, какая она есть. Он – грубый, и, если совсем на чистоту, меня это возбуждает. Если совсем на чистоту, мне с ним классно. Мне нравится его пошлость. Нравится решительность. То, как он решает любые вопросы. Не думая, не гадая, бросается в омут с головой, будто так надо. Будто ничего
Когда стрелка на часах показывает двенадцать, я мысленно посылаю всё к чёрту, и несу свои непослушные ноги в его комнату…
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вспышка… Назад дороги нет.
Глава 18.
(Глеб)
Проклятие. Не могу уснуть. Никак не могу уснуть и пялюсь в потолок как конченный задротина. И ведь всё, что нужно для сна находится в доступной близости. Почти через стенку. Только руку протяни. Но нет…Она сказала, что хочет побыть одна…Спряталась от меня. А, значит, так и должно быть. Не имею права настаивать, не имею желания выпрашивать. Она всё поймёт, когда придёт время. Наше с ней время.
Ведьма…Как сгусток неиссякаемой энергии…Внутри меня. Как и сказал. Под кожей, в венах и уже даже во внутренностях. Она же уже изменила структуру моего ДНК. Её изнутри не вынуть ничем, разве что самоубиться, и то не факт, что получится.
Не успеваю подумать об этом и вытурить навязчивый образ из головы, как дверь в комнату распахивается, и она стоит передо мной как какой-то мимолётный лик из пророческого видения. Впадаю в ступор. Не шевелюсь. Зато она медленно направляется ко мне. Медленно, но уверенным таким, мать вашу, шагом. Мне даже кажется, что она полностью понимает, что делает и зачем вообще сюда припёрлась. Залезает ко мне на кровать. Залезает и льнёт ко мне, будто сто тысяч раз так делала, а у меня уже искры из глаз сыплются, уже сердце работает как адронный коллайдер на всех мощностях. Это – диверсия, это – разрушение, незамедлительное выведение из строя всех связанных с жизнедеятельностью процессов организма после разгона до критической отметки. Вместо башки – юла, вместо сердца – вселенная. И вот я этой самой вселенной с каждым её взглядом внутри разрастаюсь. Она необъятная, она потрясающая, бескрайняя. И пока мои мысли закручивает в бурный водоворот, я не могу чувствовать что-то другое, кроме как распирание грудной клетки до самого, мать вашу, максимума. До поломанных рёбер. И разрыва… Будто внутри реально космос…Со всеми его смазанными границами. Я теперь везде…
Я уж думаю, что она накидалась опять или снится мне это. Но ни фига…
Не целует, а смотрит. Через бескрайнюю темноту. И даже в темноте я её вижу. Чувствую. Полностью весь её облик. Каждый изгиб и черты лица. Бешенную энергетику, которая с лихвой переплюнет слияние кварков и барионов, которая может раздолбать к чёрту всю эту ёбанную планету.
Дышим шумно и рвано. В двадцати сантиметрах друг от друга. Так, что можно обжечься.
Не решаюсь спрашивать, что задумала, потому что с ней всегда как на пороховой бочке. Взрывоопасно…Немыслимо…Оглушающе.
Касаюсь кончиками пальцев её лица. Пухлых кукольных губ…Их идеальных очертаний.
– Хочу, чтобы ты стал моим первым, – шепчет она, заставляя меня не дышать. Это просто выбивает весь кислород из лёгких, а следом происходит внезапное полное прекращение биоэлектрической активности. Я – труп, иными словами.
Мне таких вещей говорить нельзя, ведьма. Я же воспринимаю всё буквально. Как есть. Это обещание верности или зелёный свет на то, чтобы наконец сбить все имеющиеся границы? Хрен знает, но спрашивать не собираюсь.
Раздеваю. Практически рывком сдираю с ведьмы рубашку, срывая на ней все пуговицы к хуям. Кто вообще носит пижамы с пуговицами? Да в пизду. Вообще не до этого. Не хочу об этом думать.
Начинаю
«Глеб…Глеб…Глеб»…
Она такая открытая со мной. Такая, блядь, дерзкая, раскрепощенная. Будто и не было этих запретов. Я наконец ощущаю какую-то свободу. Лежал себе в трусах, мечтал о ней, а тут она пришла ко мне в своей пижаме, как фурия ворвалась в мою спальню. Разгоряченная и вот с такими заявлениями. Извивается, сама тянет мои руки к своим штанам. Чтобы снял. Чтобы освободил. Чтобы…
– Ты не под наркотой? – спрашиваю и получаю жесткий удар в грудную клетку.
– Придурок!
Насмехаюсь, срывая всю её одежду. Хочу лизать её везде, блядь. Везде. Всю. Хочу трахать всю ночь подряд. Если не она под наркотой, то может я? Я бы не сильно удивился. Учитывая то, что сейчас происходит. И не могу не озвучить это.
– Ебать, значит, я? Не помню, чтобы вкидывался…Хочу тебя пиздец. Много. Везде. Дай потрогать…
– Трогай, – выдыхает надрывно, раскрываясь передо мной. Ноги свои красивые разводит, позволяет касаться, вдыхать. Мокрая вся. Всё насквозь в её похоти, пальцами эту влагу собираю. Растираю. С ума схожу. Внутрь их проталкиваю, в рот себе погружаю, слизываю. Всё позволяет мне.
Носом веду по солнечному сплетению, задевая губами. Рёбра пересчитываю. Точно подыхаю.
– Запах твой, вкус. Дурею, блядь, с тебя, ведьма. Просто дурею, – сообщаю то, что хочу. Хочу донести. Мой максимум конечно. Пошлости всякие и прочее дерьмо. Остальное очень тяжело…Очень. Не знаю, что внутри меня, но оно никогда не позволяло говорить даже родителям какие-то громкие слова. Только на уме вертелось, но никогда не говорил. Слово это «люблю»… Никогда никому не скажу. Не смогу. Но если бы можно было объяснить это щемящее чувство внутри. Это не просто похоть к ведьме, нет. Я хочу защищать. Отдавать. Хочу, чтобы была моей. Испытываю не что иное, как «нежность», о которой мне говорила Анна раньше. «Маме нужна твоя нежность, Глеб. И твоей девушке она будет нужна. А грубость воспитывай для мужчин, для врагов, для себя самого. Порой она закаляет». И вот эту самую нежность я хочу дарить Кате через прикосновения и поступки. Я хочу грызть для неё землю. Хочу быть для неё её личным оружием, которое карает. Щитом, который отражает всё плохое. Я хочу. Могу. И буду.
– Раздвинь, лизать тебя хочу, – приходится заставлять, потому что блоки ставит из-за дурных своих мыслей. Стесняшек этих. Начинает прятаться, пока я силой не развожу и не начинаю лизать её. Видеть хочу. Привстаю, включаю торшер. Она в панике. Мне похуй. Тянется выключить обратно, но я перехватываю её быстрее. – Только попробуй, блядь, ведьма. Придушу. Раскромсаю. Легла обратно. Живо!
Тяну силой под себя, обхватив нежные бёдра. Ноги раздвигаю на максимум, она даже вздрагивает. Обратно языком ныряю, руками грудь мну…Растворяюсь. Смотрю бесконечно. Потому что это самый прекрасный вид, из тех что мне довелось наблюдать. Идеальная она везде. И у неё всё идеальное. Нежное. Кожа – лепестки. И огнём всё пылает. Горит. От моего языка как шёлковая становится. Стонет, приподнимается, визжит, хнычет. В нескольких секундах от оргазма. И я жду этой вершины больше, чем того, чтобы засунуть в неё член. Хочу видеть, как кончает. Как дрожью окутывает хрупкое тело. Как смотрит в одну точку и расплывается. Пальцами в неё вхожу и посасываю её клитор. Так, чтобы совсем обездвижить, чтобы провалилась туда вместе со мной. В ту бездну, из которой не выбраться.