Детективное агентство 'Альтернатива'
Шрифт:
Я видел силуэт Алекса, стоявшего далеко в море у конца пирса.
Судно заскрежетало, ткнувшись в пирс. Я вынул "браунинг" и снял с предохранителя, хотя все еще не собирался его использовать. Но оставаться беззаботным было вовсе неразумно.
Двое мужчин перелезли из судна на пирс. Я видел их силуэты, низкорослые мужчины резко контрастировали с высокой фигурой Алекса. Затем у меня за спиной раздался шум.
Я оглянулся, но никого и ничего не увидел. Я снова повернулся к воде. Теперь на пирсе было уже трое мужчин, все ниже Алекса. Они начали спорить. Я не мог разобрать, что они говорили, но голоса
После этого началась драка. Алекс вырвался из рук нападающих, и я услышал звук револьверного выстрела. Один из низкорослых схватился за плечо и сыпал проклятиями. Затем закрутилось невероятно быстро. Алекс вихрем носился по пирсу, и я слышал выстрелы. У меня создалось впечатление, что стрелял Алекс. Потом раздались автоматные очереди, безобразный звук в тишине ночи. Шляпа Алекса взлетела в воздух, и я увидел, как разлетелась его голова.
Тело Алекса рухнуло на пирс. Низкорослые подняли его и бросили в свое судно. Оно отчалило.
Я стоял с заряженным пистолетом в руке и, как мне казалось, очень долго смотрел в море.
47. ФОШОН
Не могу вспомнить, как я вернулся в Париж. По-видимому, я вел машину Алекса. Только совершенно не помню, как я это делал. Большая часть меня действовала автоматически. Просто я делал то, что должен был делать. Потом мне даже не удалось вспомнить, где я припарковал машину. Несколько часов того утра для меня так и остались белым листом. Затем я обнаружил, что сижу в кафе на Ёлисейских Полях и пью коньяк. Как только я пытался восстановить, что же произошло, мои мозги тотчас отключались. Если я все же заставлял себя думать об этом, перед глазами возникала картина: темный пирс, светло-серая вода, силуэты людей, вспышки револьверных выстрелов и сверкающая очередь автомата. Алекс падает на спину, голова разлетается...
Не помню, как я попал из бара на Ёлисейских Полях в офис Фошона. Меня давили усталость и чувство вины, ведь каким-то боком я тоже ответствен за случившееся.
Я рассказал инспектору Фошону все, что видел. Он слушал меня, и выражение его лица не менялось. Не взлетали вверх брови, ни разу, даже чуть, не дернулся рот. Он был плотным человеком, Фошон, и, сгорбившись, сидел там, на своем деревянном стуле с прямой спинкой, и делал пометки в маленьком черном карманном блокноте.
Когда я закончил, он спросил, есть ли у меня что-то еще в дополнение. Я ответил, что ничего нет. Он извинился и пошел к столу в дальней части комнаты. Позвонил и с кем-то недолго поговорил, потом вернулся ко мне.
– Я звонил в жандармерию в Сен-Назере, - пояснил он.– У них нет сведений о происшествиях в Ля Буле прошлой ночью. Они проверят этот район и перезвонят мне. Вы уверены, что ничего не упустили в своем рассказе?
– Нет, так все и было, - подтвердил я.– На вас вроде бы это не произвело впечатления. Наверно, потому, что не очень интересное убийство.
– Пока, - объяснил мне Фошон, - у нас есть только ваши слова о том, что убийство совершено. И все.
– Вы хотите сказать, что не принимаете мои слова в расчет?– Я вытаращил глаза, не способный поверить в такое отношение.
– Не думаю, что вы пытались солгать мне, - возразил Фошон.– Но я заметил, что вы эмоциональный человек и, вероятно, у вас время от времени
– Психоанализ как раз то, что мне нужно, - произнес я тоном, перегруженным сарказмом и жалостью к себе.– У вас есть еще какие-нибудь мнения насчет меня?
– Только одно. Ради дружбы вы попадаете в нелепое положение.
– Может быть, и попадаю, - согласился я.– А что мне тем временем делать?
– Я бы хотел, чтобы вы в следующие несколько дней оставались в Париже. Если мы найдем доказательства, указывающие на преступление, нам нужно будет еще раз побеседовать с вами.
48. РОМАНЬЯ
Я понял, что мне нужно. Нечто американское. Место, где можно напиться в американском стиле. Начать с маргеритас и начос и кончить блевотиной в ванной. Я знал такое место. Такси доставило меня в "Ковбой", техасо-мексиканский ресторан на втором этаже, на площади 18 июня 1940 года, напротив железнодорожного вокзала Монпарнас. "Ковбой" моментально переносит вас в южные штаты. На одной стене - карта Республики Техас, на другой мексиканское пончо. Пол выложен испанским кафелем, а официантки носят короткие юбки, как у студенческого капитана болельщиков, и ковбойские сапоги.
Я уселся за стойкой бара, но прежде чем успел начать свой генеральный план, меня нашел Романья. Я рассказал ему об Алексе. Как и Фошон, он вроде бы не удивился, не пожалел и не совсем поверил.
– Значит, он наконец ушел из этого мира.– Вот и вся эпитафия Романья на смерть Алекса.
Я кивнул.– Но Фошон не нашел доказательств?
– Пока нет.
– Тогда, наверно, нам еще рано сбрасывать его со счета. Он сидел здесь, в баре, рядом со мной, крупный неуклюжий мужчина, сгорбившийся над глиняной кружкой пива.
– Ты случайно не из офиса прокурора по особым делам?– спросил я.
– Правильно, - улыбнулся он.
– И ты здесь, чтобы забрать Алекса и отвезти в Штаты?
– Этим занимаются американские судебные исполнители, - покачал он головой.– Я здесь по другим делам. Но мне также было поручено следить за Алексом.
– Почему бы вам не охотиться за крупной дичью, а Алекса оставить в покое?
– Невинного, незначительного Алекса, - хмыкнул Романья.
Не люблю, когда саркастичны другие. Сарказм - это моя привилегия. Самодовольное выражение Романья выдавало, что он обладает знанием, в которое я не посвящен.
– Алекс говорил тебе, что его счет использовался Селуином?– спросил Романья, сделав большой глоток пива.
Я опять кивнул.
– Тебе интересно услышать другую версию?
– Угу, - промычал я.
– Тогда давай сядем за столик и закажем кувшин маргеритас, - предложил Романья.– Не возражаешь, если я закурю сигару?
Шел последний день операции. Алекс и Селуин целые сутки стряпали бухгалтерские отчеты. Банковские счета находились в хаотическом состоянии. Ничего удивительного, потому что Селуин постоянно залезал в счета, жонглировал миллионами на счетах за границей, которые он контролировал.