Детективные романы и повести
Шрифт:
— Справедливое замечание.
— Кстати, о чем вы хотели меня спросить?
— Это довольно деликатный вопрос. До меня дошли слухи — вы понимаете, у меня ведь такая профессия, — что, несмотря на ваше категорическое отрицание, — вы все же имели дела с этой женщиной, мадам Жизель.
— Кто вам это сказал? Это ло&ь, гнусная ложь! Я ее никогда и в глаза не видел!
— Это очень странно.
— Странно? Да это просто клевета!
Пуаро задумчиво посмотрел на него.
— Да, — сказал он, — тогда придется заняться этим всерьез.
— Что
— Не надо так волноваться. Возможно, произошла ошибка.
— Наверняка. А вы хотите хитростью поймать меня. Заставить признаться, будто я имел дела с этой модной великосветской ростовщицей? Ну, уж нет, куда мне! Там совсем другая клиентура — дамы из высшего общества, наделавшие долги за карточными столами.
Пуаро встал.
— Я должен извиниться за то, что расстроил вас ложной информацией, — сказал он, направляясь к выходу. — Кстати, ради любопытства, почему это вы назвали доктора Брайанта доктором Хаббардом?
— Будь я проклят, если знаю, почему!.. Хотя, подождите-ка… Мне кажется, это ассоциация с флейтой. Знаете, есть такие детские стишки: «Собачка старой матушки Хаббард…» Когда она вернулась в комнату, собачка играла на флейте. Иногда диву даешься, как все странно преломляется.
— Ах, да, флейта… Понимаете, вот такие вещи очень интересуют меня с психологической точки зрения.
Мистер Райдер засмеялся, услышав о психологии. Он всегда считал психологию самым глупейшим занятием.
Пуаро показался ему подозрительным.
Глава девятнадцатая. ЯВЛЕНИЕ МИСТЕРА РОБИНСОНА
Графиня Хорбери, крепко сжав губы, сидела перед туалетным столиком в своей шикарной спальне в доме номер 315 по Гросвенор-сквер. На щеках ее сквозь солидный слой румян выступили совсем не подобающие ее лицу красные пятна.
В четвертый раз она перечитывала это письмо.
«Графине Хорбери. Относительно покойной мадам Жизель.
Уважаемая миссис Хорбери!
В моих руках находятся некоторые документы, принадлежавшие ранее покойной леди. Если вас или мистера Раймонда Барраклуфа они заинтересуют, я буду счастлив заехать к вам и обсудить связанные с этим вопросы. Или, может быть, вам будет угодно, чтобы я обратился с этим делом непосредственно к вашему мужу?
С уважением Джон Робинсон».
Как глупо снова и снова перечитывать одно и то же! Как будто слова могут изменить свой смысл!
Она схватила конверт, вернее, два конверта, на одном из которых стояло «лично», а на другом — «совершенно секретно».
— Лично и совершенно секретно! Ах, негодяй! Какой негодяй!
«А эта лживая француженка еще клялась, что продумала все меры предосторожности, чтобы оградить клиентов от возможных неприятностей в случае своей внезапной кончины!
Черт бы ее побрал! Ну что за проклятая жизнь!
О, господи, мои нервы начинают сдавать! Это несправедливо! Как это все несправедливо!»
Дрожащей рукой она потянулась
— Это меня успокоит, поможет собраться с силами…
Она поднесла бутылочку к носу, понюхала. Ну, вот!
Теперь она может думать! Так что же предпринять? Конечно, встретиться с этим человеком. Хотя где же достать деньги? Может быть, занять у этого ловкого спекулянта с Карлос-стрит?
Да об этом можно подумать и потом, еще есть время. Сейчас нужно увидеться с этим негодяем, выяснить, что он знает.
Она подошла к письменному столу и написала размашистым неровным почерком:
«Графиня Хорбери свидетельствует свое уважение мистеру Джону Робинсону и сможет встретиться с ним завтра в одиннадцать часов утра в своем доме».
— В таком виде я подойду? — спросил Норман, краснея под пристальным взглядом Пуаро.
— Называйте вещи своими именами, — сказал Пуаро. — Какую роль и в какой комедии вы играете?
Норман покраснел еще больше.
— Вы ведь говорили, что можно немного изменить свою внешность, — чуть слышно пробормотал он.
Пуаро вздохнул, взял молодого человека за руку и подвел к зеркалу.
— Да, действительно, я советовал вам подумать о своей внешности, — сказал он. — Но разве я предлагал вам наряжаться Дедом Морозом для забавы детей. Допустим, борода ваша не белая, а черная, как у разбойника с большой дороги. Но ведь это же дешевка, друг мой. И как она приклеена? Тошно смотреть. А брови? Уж нет ли у вас мании к фальшивым волосам? И от вас несет за версту клеем! Если вы думаете обмануть кого-то, приклеив к зубу кусочек пластыря, то вы ошибаетесь. Нет, друг мой, здесь этот номер у вас не пройдет. Решительно не пройдет.
— В свое время я довольно много играл в любительских спектаклях, — сказал Норман Гейл, не теряя мужества.
— Просто не могу этому поверить! Во всяком случае, я думаю, грим вам накладывал кто-нибудь другой, а не вы сами. А сейчас даже в темноте ваша внешность вызовет подозрение. А уж на Гросвенор-сквер, да еще утром…
Пуаро закончил свою мысль, красноречиво пожав плечами.
— Нет, мой друг, — сказал он. — Вы ведь шантажист, а не комедиант, я хочу, чтобы ее милость испугалась вас, а не умерла от смеха. Я вижу, мои слова вам не нравятся. Сожалею, но это такой момент, когда хороша только правда. Вот, возьмите… — Он дал ему в руки какие-то пузырьки. — Идите в ванную и кончайте с этой комедией.
Совершенно подавленный, Норман Гейл повиновался. Когда он через четверть часа вернулся из ванной, лицо у него было кирпичного цвета. Пуаро посмотрел на него и одобрительно кивнул головой.
— Прекрасно. Фарс окончен. Теперь начинается серьезное дело. Я могу разрешить вам иметь небольшие усы. Только уж позвольте мне самому их вам приклеить. А теперь нужно по-другому зачесать волосы, вот таким образом. Достаточно. И, наконец, давайте проверим, хорошо ли вы знаете свою роль.
Он внимательно выслушал Нормана и снова качнул головой.