Дети Горного Клана
Шрифт:
– Ежели б сюда верёвку да палку...
Горец сел напротив друга и стал внимательно наблюдать за его манипуляциями. Он уже догадывался что собирается делать Кот, его собственные предки подобным же образом умели разводить костёр - долгая кочевая жизнь, прежде чем они осели в горах, заставила их приловчиться пользоваться всем, что было под рукой, дабы обеспечить себе более-менее комфортное существование. Но также он знал, что этот способ требует большой доли мастерства, усердия и сил. Кот, кажется, тоже это знал, и потому прежде чем начать долго собирался с мыслями, пока наконец не выбрал один из
Вран покосился на спящую Агнесс: даже этот резкий неприятный звук её не разбудил.
Сколько времени прошло, юноша так и не понял - но много, очень много, он даже успел начать клевать носом под монотонный стук камня о камень. А Кот всё бил и бил, не прекращая, на его теле выступил пот, на лбу взбухла жилка, а он всё бил и бил... И тут - Вран даже дёрнулся от неожиданности - меж камней дрогнула искра, затем ещё одна, пока третья не попала на лежащий перед Котом корешок, обдав его слабым, но пламенем.
– Быстро, друг мой Вран!
– обрадованно вскочил Кот.
– Рой яму!
Горец не стал спрашивать зачем это было нужно - просто заработал руками, выкапывая в неподатливой грубой земле небольшое углубление, а рангун тем временем стал быстро-быстро обставлять его камушками, на этот раз всеми, что попадались под руку - без разбору.
Когда они закончили, Кот, аккуратно подняв горящий корешок, держа его в руках, словно хрупкую вазу из хрусталя, медленно, почти не дыша, переложил его в эту нишу и облегчённо вытер пот со лба:
– Получилось.
Вран лишь кивнул, не отрывая глаз от неяркого, но света, который неплохо освещал узкий тоннель подземелья. Его глаза заслезились - слишком долго они шли в потёмках, без капельки вожделенного света - успел отвыкнуть. Если бы он мог видеть себя со стороны, то точно бы заметил, как его вертикальные зрачки, лишь только на них попал свет от огня, стали медленно и неохотно деформироваться, возвращая себе прежний облик...
Кот, также следивший за игрой только что родившихся и оттого радостно извивающихся язычков огня, подложил им "угощения" в виде ещё пары корешков и посмотрел на Врана, требовательно протянув руку:
– Давай меч, схожу вперёд, проведаю что есть впереди. Может, вернуться с чем-нибудь съестным. А ты пока отдохни, поспи.
Вран отдал меч не сразу, чуть поколебавшись - он мог бы сходить и сам, уж устал точно меньше друга, спать не очень-то хотелось, возбуждение в крови ещё не успокоилось, да и меч для рангуна был тяжёл - не то что ему, изуродованному магическими ухищрениями... Но только горец посмотрел в глаза терпеливо ждущему Коту, как сразу отбросил всякие мысли прочь и протянул ему оружие, потому как увидел в его взгляде: если не даст - оскорбит, а рангуны народ гордый, может потом и не добиться прощения.
Кот принял меч, отчего мышцы на его руке заметно вздулись и, поднявшись, выхватил из импровизированного костерка один из успевших разгореться в достаточной степени корешков - всё-таки пускай их народ и прекрасно ориентировался в темноте, а всё ж-таки в любом случае со светом уютнее и спокойнее.
Горец некоторое время провожал всё удаляющуюся и удаляющуюся светлую точку, в которую превратился Кот, пока та не скрылась за ближайшим поворотом. И улёгся на негостеприимно
Как он и предполагал, ничего не вышло.
Когда юноша открыл глаза, тяжко вздохнув от невозможности уйти в блаженное забытье, то сразу заметил, что Агнесс, так и не переменившая своего положения, уже не сопит, уткнув лицо в колени, а смотрит на него. Причём, даже увидав, что он это заметил, ничуть не смутилась, продолжая ощупывать горца взглядом. Но Вран ничего на это не сказал - по сути, ему было всё равно. Так что он лишь перевернулся на другой бок, спиной к женщине и лицом к притягательному тёплому свету, и повторно попытался уснуть. На этот раз ему помешал неожиданно возникший в тишине подземелья, до того нарушаемой лишь потрескиванием костерка, голос Агнесс:
– Почему ты не сдох?
Вран нахмурился и не стал отвечать.
Видимо, Агнесс восприняла его молчание как непонимание вопроса, и потому пояснила:
– Тебя Сагер так оприходовал, что раз сто помереть должен был. До тебя вот ни один твой предшественник его экспериментов не пережил. Даже одного дня, ничтожества, не продержались. А ты, смотри-ка, - она оценивающе пробежалась по широкой спине Врана, на которой кое-где можно было заметить зарубцевавшиеся раны в виде витиеватых рун.
– Всё жил да жил... Хотя среди рабов я ребят и повыше, и поздоровее тебя видала... Да только они одними из первых загнулись. И чем ты от тех бугаёв отличаешься?
Вран хотел было просто проигнорировать её. Ну, говорит - и пускай себе говорит, у баб, тем более таких как она, язык подвешен что надо, попробуй вставить слово, она тебе пять в ответ. Так смысл вступать в этот бессмысленный, по его мнению, разговор?
Но всё-таки что-то заставило мальчика, впрочем, не поворачиваясь к женщине, нехотя заговорить, скорее объясняя самому себе нечто, что и сам до конца не понимал, нежели разъясняя вынужденной спутнице:
– Мне есть для чего жить. За кого жить. Даже если эти "кто-то" давно мертвы... Я сам не умру, пока не узнаю этого наверняка. И уж тем более меня не заберут в свои вечно цветущие миры Предки, пока я не покараю тех, кто подарил мне подобную... жизнь.
Вран замолчал. Больше ему и нечего было сказать. Хотя про себя он ещё долго и много говорил. Например, о том, что много раз, пока проклятый Сагер с омерзительной улыбкой выводил на нём магические узоры, почти умирал, но всякий раз возвращался к жизни, вторя себе вновь и вновь: "Не сейчас! Не сегодня! Подожди немного, смерть, клянусь тебе, что как старую подругу, как родную встречу тебя как придёт время, как всё кончится, но не сейчас!". И что слышал, действительно слышал, как сладкий женский голос, от которого стыла кровь в жилах, ласково шептал на ухо: "Дарю тебе жизнь, Вран... И принимаю клятву. И прослежу, чтобы ты её сдержал...". Может, показалось ему это, может, он просто услышал нечто, что выдало ему поражённое болью и находящееся между жизнью и смертью сознание - может быть. Вот только он действительно выжил, несмотря на несусветное количество магии, напитавшей его, от лишь толики которой, и правда, другие, более сильные, умирали. А он что? "...И принимаю клятву. И прослежу чтобы ты её сдержал...".