Дети на дороге

Калашников Иван Сергеевич

– Эй…

Кто-то дёргал его за рукав плаща.

– Только не говори, что ты и здесь тоже учишься, – произнёс он, не вынимая рук из карманов плаща (чтобы не наградить девушку заслуженной оплеухой).

– Нет, здесь я работаю, – сказала Ира, отступая в каштаново-школьную тень.

– Уборщицей? – предположил он.

– Иллюстратором. Я на пианино играю, – она махнула рукой – слишком неопределённо, чтобы это выглядело прощальным жестом.

Оставшись в одиночестве, Лёша подумал, не понимая, к кому он обращается: «Верните меня в детство…» Повернувшись к школе спиной, он увидел то, что видел каждый школьник, возвращающийся с уроков домой.

– Город, – вслух произнёс Лёша, – Был Город…

Редко

когда он задумывался, что было до Города; если собрался задуматься, то нашёл бы нечто подобное улике на месте преступления, вроде обломка расчёски, которой пользуются в разных странах несколько миллионов человек. До Города было детство, не какое-то абстрактное символическое, а настоящее детство, в котором Лёша был или лидером, или аутсайдером, или обычным ребёнком, оставившем после себя массу фотографий, сделанных родительским фотоаппаратом «Смена». Время – само по себе понятие далеко не условное, но абстрактное, потому и детство всегда в прошедшем, давно миновавшем «вчера» – абстрактное, недоступное для возвращения; идиллия применима только в прошедшем времени; пусть детство всегда и у всех будет идеализированным с уничтоженными негативными впечатлениями и умело подретушированными впечатлениями светлыми и радужными. Лёша думал, что даже оставшиеся в живых школьники из кинговской «Керри» будут собираться на встречи выпускников – а ведь их школа была сожжена дотла, отстроена вновь, но была, а теперь там время от времени школьники стреляют друг в дружку из папиных ружей…

ШЕСТЬ

В рекламу Лёша вляпался ещё студентом, не в одиночестве, многие студенты-филологи верили в сказку о большом рекламном будущем, когда за одно словосочетание кто-то должен был выдавать безумно много либеральных ценностей. В той рекламе, как в мышином мультике, улицы были вымощены сыром, текли молочные реки, а на деревьях вместо листьев росли баксы, потому и «зелень». Золотое время так и не наступило, но некоторые знакомые Леши были убеждены в том, что оно прошло где-то рядом, должно быть в прилегающем параллельном мире, о котором любил вспоминать администратор Миша…

Вместе с одним парнем по имени Олег, Лёша заявился в агентство «Позиция», оба – колышимые мечтой о золотом времени и параллельных мирах. Заказы повторяли друг друга; Олег говорил, что в городе основные проблемы – это бутики, дорогая мебель и пиво, а с остальным всё в порядке. Салон женского белья на общей рекламной картине агентства выглядел так непривычно, что резал глаз. Как и положено прилежным выдумщикам, Лёша и Олег отправились в салон посмотреть своими собственными глазами на изысканности подчёркивающие прелести и скрадывающие изъяны женского тела, да и зависли там на целых полдня, и унесли оттуда кучу каталогов, которые разошлись по всему университетскому общежитию, и были разобраны на детали, украсившие стены комнат, двери туалетов… Кажется, ничего подходящего ни Леша, ни Олег не придумали, «Позиция» осталась без клиента. «А мы должны были что-то придумать?» – спрашивал Олег, увлечённо листая каталог с полуобнажёнными моделями…

Лица продавщицы-консультанта в своё первое посещение Лёша не запомнил; помнил; была какая-то миловидная, молоденькая, не старше них, студентов, девушка, но ведь они все такие, не только в салоне нижнего белья, потому и кажется, что где-то её видел, а может быть даже и переспал с нею когда-то.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – поинтересовалась девушка, эффектно махнув своей косой, собранной из густых светло-русых волос. Западный рафинад. Буквальный перевод с английского: «What can I help you?..» Лёше хотелось немедленно отозваться: «That’s impossible. I’m writer…»

– Можете, –

кивнул он, – Мне нужны трусики…

– Подарок? – улыбнулась девушка.

– Ага, – бестолково ответил он, рассматривая вывешенные под потолком гигантские щиты с гигантскими грудями, ягодицами, бёдрами – в таком увеличении, что облегание каким-то нижним бельём можно было только подразумевать.

Ассоциация «секс – школа» доставалась не всем, лишь тем, кто успел потерять невинность ещё в школьном возрасте и таким образом отдал её второй ступени образования. Была ли сексуальная революция, или же её не было вовсе – Лёша застал тот этап, когда из одних подростковых потных рук в другие, такие же руки переходили порнографические изображения на зернистой фотобумаге; фотокружки в ДЮТ были переполненными желающими обрести знания в области фотографии – совсем не для того чтобы сорвать приз на всесоюзном конкурсе «Я люблю тебя, жизнь!..» Основным в разглядывании изображений с бесчисленными комбинациями было то, что любой школьник знал: ему в этом участвовать никогда не доведётся, это такое же далёкое и недоступное, как джинсы, жвачка и плеер… Как нельзя нормальным людям зарекаться от тюрьмы и сумы, так писателю нельзя зарекаться от рекламы и порнографии.

Девушка с косой порхала в привычном для себя королевстве нижнего белья, привычно пустынном из-за высоких цен и обывательского менталитета. В Лёше девушка подразумевала смущённого и стеснительного молодого человека, спешащего сделать своей любимой пикантный весенний подарок. Лёша ломал стереотип слишком отвлечённым туманным взглядом и ответами невпопад.

– Какой размер? – спрашивала девушка.

– Точно не знаю.

– Не страшно. Посмотрите на это – эластичные и облегающие…

– Безразмерные, – понимающе кивнул он.

– Ну, не совсем, – рассмеялась девушка.

– Без «ну»…

– Что?..

– Ничего. А это что?..

– О, у вас хороший вкус! – одобрила девушка его внимание. – Смотрите: закрепляется вот здесь, это ложится между…

– Это не трусики? – прервал её Лёша.

– Нет, но взгляните на это… Потяните вот здесь.

– Где?

– Вот, за это, за полоску…

– Зачем?..

– Да не бойтесь же!

– Не хочу. Я вам верю – это немыслимо прекрасно, но давайте сейчас вернёмся к трусикам…

– Как хотите, – несколько обиженно произнесла девушка и возмущённо взмахнула косой.

Лёша купил очень много трусиков. Кажется, продавщица-консультант решила, что он собирается сделать презент теннисно-модельному агентству. У Лёши была мальчишеская идея дёрнуть её в шутку за косу, но ограничился скупым комплиментом.

Нельзя назвать кощунством то, что Леша стоял в вестибюле школы с предметами женского белья хотя бы потому, что всё это было тщательно упаковано в подарочную сумку. Однако с близким ощущением к кощунству он глазел на обтекающих его детей, наслаждаясь не зрительными их образами, а шумной всеобщей атмосферой образования, которая ускользает из разграфленных дневников, учительских планов, журналов с отметками.

Ждать ему пришлось недолго. С подчёркнутой строгостью на лице к нему вышла Ира, прижимая ладони к бёдрам, чтобы развевающаяся юбка не открывала края велосипедок.

– Это тебе, – сказал Леша и вручил ей своё приобретение.

– Ого, – заинтересованно произнесла она, заглянув внутрь. – Зачем так много?..

Ей удавалась перебирать содержимое сумки, не вынимая трусиков наружу.

– Чтобы надолго хватило, – пояснил он.

– А откуда вы размер мой знаете?

Лёша не расслышал вопроса – смотрел, как шестиклассник озабоченно роется в своём рюкзаке, обнаружив, вероятно, отсутствие пересменной обуви для физкультуры.