Дети на дороге

Калашников Иван Сергеевич

Лёша отвернулся от окна. Если женщина и кричала, то грохочущий грузовик заглушил её крик. В наступившей тишине зазвучало сразу несколько голосов: дворничихи, продавщицы молока, кого-то ещё… Солнце, переместившись по небу, изменило угол падения собственных лучей; теперь кухонная дверь ничего не создавала и на её ручке больше не висела миниатюрная сумочка, современная принадлежность взрослой женщины. Случившаяся внизу, у подъезда трагедия создавала иллюзию раздвоенности, какое-то из двух событий сегодняшнего утра не имело места в реальном мире.

Лёша

обидел ребёнка, пожертвовавшего родительской семьёй, школьным своим счастьем, девичьей честью и гордостью, или что там ещё есть у юных красавиц; он обидел девушку, которая терпеливо, с поразительной доскональностью поддерживала в квартире порядок, следила за состоянием его вещей и рукописей, соответствуя всем требованием любящей жены молодого писателя.

Лёша уже не был писателем.

Света ещё не была его женой.

Покинуть квартиру должен был именно он, потому что совсем недавно выяснилось, что родители Светы берегли эту жилплощадь для счастливой семьи, из их дочери и её мужа, но вместо мужа девушке обломился Лёша… даже в этом случае квартира досталась упрямой дочери. И теперь этот отвоёванный ухоженный рай ему предстояло покинуть.

ДВА

Безумно хаотичная жизнь появилась на крыльце, перед входом в конференц-зал агентства «Позиция», замершем на территории недоступной для яркого весеннего солнца. С солнцем соперничали неуловимо короткие и кроткие блицы фотовспышек, в которые из здания вышел Петя Овчинников, молодой кинорежиссёр (теперь это словосочетание можно было не брать в кавычки, тогда как «молодой писатель» имел для этих кавычек все основания), как всегда сосредоточен, как всегда серьёзен, как всегда не поднимая взгляда навстречу объективам. Лёша попытался вспомнить, видел ли он хоть одну фотографию, где Петя смотрит в объектив бесконечно уставшим своим и скучным взглядом – бесполезно, как и было бесполезным для неизвестного молодого писателя представлять себя на месте известного молодого кинорежиссёра.

Более успешно Лёша различал изменения в солнечном свете. Когда он уже был поглощён ими целиком, его позвали по имени, и к своему удивлению Лёша обнаружил, что Петя наконец-то поднял взгляд от земли, для того чтобы привлечь внимание молодого писателя. Взрослое «Алексей!» не заставило репортёров обратить внимание на Лёшу, украдкой наблюдавшего за балаганом у рекламного агентства. Недоверчиво, почти с обидой, Лёша смотрел, как молодой кинорежиссёр в идеальной бытовой пантомиме приложил невидимую телефонную трубку к уху и повертел пальцем диск такого же невидимого телефонного аппарата.

Это ничего не значило.

Дело было не в изменённом солнечном свете. Овчинникову всеми своими и чужими стараниями не удалось оторваться от земли. Пусть даже и с легендарным кинематографическим прошлым, он работал, также как и Лёша в обычном рекламном агентстве…

Преодолев сложный лабиринт из автомобилей такси, Лёша достиг металлической подъездной двери с переговорным устройством; он никуда не спешил, выделывался

перед домофоном. Охранники из-за его постоянных насмешек с его стороны не желали узнавать Лёшу в лицо – сами же за это и расплачивались в писательском остроумии.

– У тебя, старик, такие мозги огромные, я отсюда вижу, как они у тебя из ушей выпирают, – сладко завывал Лёша в домофон.

В ответ ему презрительно щёлкнул замок.

Казалось администратор, Миша был загружен именно из-за яркого солнца. Не обратив внимания на его мимику, Лёша сказал:

– Привет, Миша, дай мне, пожалуйста, денег…

Лёша устроился напротив администратора, неуклюже громыхнув ногой по тумбе стола, словно надеясь вызвать в предмете мебели звон золотых монет.

– На, – сказал хмурый Миша, но действий никаких не предпринял.

– Спасибо, – усмехнулся Лёша; помрачнел, в солидарность администратору. – Серьёзно, деньги нужны. Срочно…

– Мы с тобой рассчитались. И за шоколад, и за шины…

– На фиг шины. Дай мне авансом, у вас туча моих сценариев лежит.

– В работе ничего нет…

– Будет. Как только аванс сценаристу дашь – сразу и заказчик появится. Старинная народная примета.

– Я тебе башку иногда расшибить готов, – с непривычной ненавистью произнёс Миша. – Как бабу уговариваешь, ей-богу. И какой ты сценарист? Ты – копирайтер…

– Был бы бабой – давно бы уже дал, – с идентичной убийственностью отозвался Лёша.

– У Кукрыникса попроси, – посоветовал администратор.

– Не могу.

– Почему?

– Он педераст. Ещё неправильно поймёт…

– Ума – вагон, возьми ствол, как сам писал, бомбани обменник. Или кассу магазина, – предложил администратор.

Несколько секунд Лёша пристально смотрел на своего коллегу, прикидывая серьёзность его слов.

– Ствола нет, – признался копирайтер.

– Ствола? Да ты с перепугу девке в обменнике свои деньги отдашь, вместо того чтобы у неё забрать! – воскликнул Миша. – Это у тебя в книжках всё так просто!

– Кто тебе сказал что просто?! – огрызнулся Лёша. – Если просто – зачем нас вокруг себя пасёшь?!.

– Сдохнете ведь, – с кислой миной сказал Миша.

– Не-ет! – рассмеялся Лёша. – Обменники начнём громить.

– Дятлы вы беспомощные для обменников. Написать и сделать – не одно и то же. И не надо мне про параллельные и подразумеваемые миры рассказывать! – поморщился администратор.

– Не буду. Дай денег.

Миша вздохнул.

– Ну, что, у тебя умер кто-то? – спросил он.

– Хуже. Светка ушла, – сказал Лёша.

Известие ввело администратора рекламной конторы в необычайную радость.

– Давно пора! – заявил Миша. – Наконец-то. Только если к предкам – то это до фонаря, назад быстро вернётся. Тяжко в её возрасте с родителями. Вот если другого нашла – тогда всё, Алексей, новую дурочку себе ищи…

– Да сам ты дурак, – не выдержал Лёша.

– А ты нищий дурак. И тупой – обменник бомбануть не можешь, – Миша нервным движением поправил манжет рубашки. – К кому ушла?