Дети ночи

Симмонс Дэн

Но теперь Будапешт казался воплощением гармонии между уважением к старине и интересом к Всемогущему Доллару – или Форинту, в зависимости от обстоятельств. Си-эн-эн и Герц, как и прочие записные пионеры капитализма, уже застолбили здесь места, но даже при взгляде мельком на город из окошка такси можно было видеть, как густо здесь перемешалось старое и новое. О’Рурк заметил, что многие мосты и дворец на Крепостной горе были взорваны немцами или разрушены в ходе боев во время войны, но венгры все любовно восстановили.

Уже в номере, глядя из окна на участок шоссе, вполне

достойный сравнения с магистралью федерального значения в Штатах, Кейт потерла лоб и поняла, что весь этот деланный интерес к дорожным мелочам был лишь способом отвлечься от захлестывавшего ее эмоции черного прилива. А кроме того, еще и способом отогнать от себя тревоги, связанные с предстоящей поездкой в Румынию.

Кейт удивило, что она, оказывается, боится того, что ждет ее впереди – боится трансильванской тьмы, которой насмотрелась из окон больниц и приютов той холодной страны, – и в этом внезапном, обостренном осознании страха она ощутила и мимолетный проблеск надежды на то, что есть путь, по которому она выйдет туда, где царят не только скорбь, потрясение, безысходность и отчаянная решимость восстановить невосстановимое.

Раздался стук в дверь.

– Готовы? – спросил О’Рурк. Его летная куртка потрескалась и вытерлась от долгой носки, и Кейт впервые заметила небольшие шрамы в сеточке морщин вокруг глаз священника. – Я полагаю, мы успеем слегка перекусить здесь, в отеле, а потом отправимся прямо на встречу.

Кейт глубоко вздохнула, взяла в охапку пальто и накинула ремешок сумочки на плечо.

– Готова, – сказала она.

Они не разговаривали во время недолгой поездки на такси до площади Адама Кларка, затем через кольцевую развязку западнее Цепного моста и до подножия стен Крепостной горы. Оттуда они поднялись на фуникулере по крутому склону до укреплений самого королевского дворца.

– Давайте осмотрим окрестности, – негромко предложил О’Рурк, когда они отошли от зубчатых рельсов. Взяв Кейт под руку, он повел ее мимо горящих уличных фонарей к огромной конной статуе на южной стороне террасы.

Из схемы города Кейт помнила, что церковь Матиа-ша находится в противоположном направлении, и не имела ни малейшего желания осматривать какие бы то ни было достопримечательности, но по голосу О’Рурка, по его напряженной руке она поняла: что-то не так – и беспрекословно пошла за ним.

– Это принц Евгений Савойский, – объяснил он, обведя рукой громадную скульптуру семнадцатого века.

За парапетом открывался восхитительный вид. Было около половины седьмого вечера, но Пешт переливался огнями улиц, домов и машин, вверх и вниз по Дунаю неторопливо плыли ярко освещенные суда, а очерчивающие контуры Цепного моста бесчисленные лампочки отражались в речной воде.

– За нами следит тот человек возле лестницы, – шепнул О’Рурк, когда они зашли за памятник.

Кейт медленно повернулась. Здесь было не так уж много парочек, осмелившихся бросить вызов пронизывающему вечернему ветру. Человек, на которого указал О’Рурк, стоял у подножия лестницы, ведущей на террасу возле рельсов фуникулера. Она разглядела тирольскую шляпу, длинную черную куртку, очки

и бороду. Мужчина усердно любовался панорамой за ограждением.

Кейт сделала вид, что разглядывает план города.

– Вы уверены? – тихо спросила она. Священник погладил бородку.

– Мне так кажется. Я видел, как он ловил такси позади нас возле «Новотеля». Кроме того, он очень торопился занять место на фуникулере сразу за нами.

Кейт подошла к широкому ограждению и облокотилась на него. Осенний ветер доносил сюда запах реки, умирающей листвы и выхлопных газов.

– Он один?

О’Рурк пожал плечами.

– Не знаю. Я священник, а не шпион. – Он мотнул головой в сторону пожилой четы, прогуливавшейся с таксой возле дворца. – Может быть, и они следят за нами… Откуда мне знать?

Кейт улыбнулась.

– И собака тоже?

Буксир, толкающий вверх по реке длинную баржу приветствовал город тремя длинными гудками. Внизу, на площади Адама Кларка, под аккомпанемент какофонии сигналов неслись машины, выезжающие затем на Цепной мост, где их габаритные огни сливались с красной неоновой рекламой на зданиях за рекой.

Улыбка Кейт погасла.

– Что будем делать?

О’Рурк облокотился на перила рядом с ней и потер руки.

– Продолжать наш путь, полагаю. Вы не догадываетесь, кто бы мог за нами следить?

Кейт прикусила губу. Голова у нее сегодня болела меньше, но рука под небольшой гипсовой повязкой зудела. Она так устала, что сосредоточиться ей удавалось с трудом: ощущение было таким, словно она ведет машину по темному льду – медленно и неуверенно.

– Румынская секуритате? – шепнула она. – Цыгане? Американское ФБР? Какие-нибудь местные головорезы хотят нас выпотрошить? Почему бы не подойти к нему и не спросить?

О’Рурк пожал плечами, улыбнулся и повел ее к верхней террасе. Человек в черной кожанке держался поодаль от них, продолжая любоваться видом Пешта и реки.

Они прошли под ручку («Ну прямо парочка туристов», – мелькнула у Кейт игривая мысль.) мимо фуни-кулерной станции, через широкое пространство, обозначенное табличкой «Disz ter», и вышли на улицу, которая, как сказал О’Рурк, называлась Tarnok utca: булыжная мостовая, маленькие магазинчики, в большинстве своем закрытые по случаю воскресного вечера, но в некоторых сквозь нарядные витрины виднелся желтоватый свет. От газовых уличных фонарей исходило мягкое свечение.

– Сюда, – сказал О’Рурк, увлекая Кейт вправо.

Кейт глянула через плечо, но, даже если человек в черной кожанке и последовал за ними, сейчас он скрылся в тени. Они вышли на небольшую площадь, где по краю выстроились коляски. В холодном воздухе было отчетливо слышно, как покусывают удила и переступают подкованными копытами лошади. Когда О’Рурк вел ее к боковой двери, Кейт подняла голову, чтобы рассмотреть неоготическую башню миниатюрного собора.

– Этот храм называется церковью Богородицы в Бу-де, – сказал священник, придерживая для нее массивную дверь, – но все называют ее церковью Матиаша. Старый король Матиаш из легенд, пожалуй, гораздо популярней, чем тот, что жил на самом деле.