Дети ночных цветов. Том 2

Вавикин Виталий

– И что, ни ты, ни Ордилия не задумались о том, что Гвен могла заболеть из-за того, что случилось с вами в отеле Палермо?

– Я же сказал, что мы почти ничего не помнили об этом. – Томас помялся, но затем все-таки решил продолжить. – К тому же моя мать незадолго до этого сошла с ума и покончила с собой. Мы посчитали, что это наследственность. Ордилия даже потратила кучу денег, чтобы выявить зачатки болезни и у меня, но врачи так ничего и не нашли.

– Сожалею.

– О чем?!

– Ну… То есть… Я имела в виду… – Бонни покраснела, спрятавшись за стаканом мартини.

– Все

нормально, – Томас улыбнулся, налил себе еще выпить. – Расскажи теперь о себе. Если ты приехала сюда не за карьерой актрисы, тогда зачем?

– Зачем? – Бонни нахмурилась, поджала губы. – Ты знаешь, кто такая Вера Ренци?

– А должен? В каких фильмах она снималась?

– Она не снималась в кино. Это румынская женщина-психопат. Жила в начале двадцатого века в Бухаресте. Знаменита тем, что убила более тридцати мужчин, в числе которых два ее мужа и сын Лоренцо.

– Понятно, – Томас растерянно хлопнул глазами. – И что с ней не так?

– Я думаю, что ее душа живет во мне.

– Вот как… – Томас снова хлопнул глазами. – Если это какая-то шутка, то…

– Это не шутка! – вспылила Бонни. – Ты что, действительно совсем ничего не помнишь? Как жил в отеле Палермо? Не помнишь Бадди Хоскинса? Не помнишь детей, которые родились там? Не помнишь, как поехал в Милвилл? – она увидела, как Томас качает головой, и замолчала. – Зря я пришла сюда, – тихо сказала Бонни. – Я думала, что ты поможешь мне, как Донован помог моей маме, а ты, кажется, не можешь помочь даже своей собственной сестре.

– Гвен нельзя помочь.

– До тех пор, пока ты не поверишь мне, – нельзя.

– А если поверю?

– Мы можем найти Хоскинса. Можем заставить его исправить то, что он сделал. Доновану это однажды удалось. Почему же не удастся и нам.

– А тебе от этого какая выгода?

– Ты что, не слышал? – разозлилась Бонни. – Во мне живет душа психопата-убийцы, которая иногда берет надо мной контроль. По дороге сюда я сошла с автобуса и не помню, как это сделала. Я пришла в себя лишь в отеле. Со мной был какой-то мужчина… В Чикаго мне постоянно снилось, как Вера Ренци убивает своих любовников. Ты знаешь, что у нее в подвале был склеп? Там стояли цинковые гробы, в которых лежали убитые мужчины. Она приходила туда и смотрела, как они разлагаются. И все это я видела. И не только это. Я видела всю ее жизнь. Всех ее мужчин. Все ее безумие. Думаешь, почему я сбежала из Чикаго? Мне стало страшно, потому что эта психопатка когда-нибудь могла убить мою семью: Донована, мать, младшего брата и сестру. – Она замолчала, вглядываясь Томасу в глаза.

– Думаю, нам нужно еще выпить, – решил он, чувствуя, что пауза начинает затягиваться. Бонни тяжело вздохнула и протянула ему свой стакан.

Они просидели до поздней ночи, затем разошлись по разным комнатам.

– Если увидишь, как я брожу по дому, то запомни – это не я, – предупредила Томаса Бонни. Он кивнул, но так и не понял, шутит она или нет.

Утром они отправились к Гвен.

– И что я должна делать? – спросила Томаса Бонни, проходя в палату.

– Не знаю, – он глуповато пожал плечами. – Просто посиди рядом с ней. Если Доновану

помогло твое присутствие, то может быть, это поможет и моей сестре.

– Только не вини меня, если ничего не выйдет, – предупредила Бонни.

– Не буду, – пообещал Томас, останавливаясь в дверях.

– Ты не войдешь?

– Она все равно меня не узнает. – Он замолчал, увидев, что Гвен, услышав его голос, настороженно повернула голову к двери. Бледные, кровоточащие губы с трудом разлепились.

– Томас? – недоверчиво спросила она, близоруко щуря глаза.

– Гвен? – голос Томаса дрогнул.

– А ты вырос, Томас. – Она попыталась подняться с кровати, но не смогла. – Тебя долго не было.

– Да тебя вроде как тоже.

– Вот как? – искусанные губы растянулись в подобии улыбки. – Давно я здесь?

– А ты не помнишь?

– Не особенно. Ордилия еще жива? – Гвен вздохнула, увидев, что Томас качнул головой. – Почему ты не сказал мне?

– Я говорил. Только ты была…

– Не в себе?

– Да.

– А сейчас?

– Что?

– Сейчас я все еще не в себе?

– А ты не чувствуешь?

– Я не знаю. Помнишь нашу мать? Она ведь тоже думала, что с ней все в порядке, а на самом деле все было очень плохо. – Гвен огляделась. – Кажется, со мной тоже все очень плохо. – Она прищурилась, разглядывая Бонни. – Это твоя девушка?

– Это Бонни. – Томас кивнул, прося Бонни подойти к кровати сестры. – Ты ее знаешь, Гвен.

– Сомневаюсь.

– Посмотри получше. Она была в отеле Палермо. Ты помнишь отель Палермо?

– Отель Палермо?

– Да. Мы приехали туда после того, как сбежали из Луизианы.

– А где мы сейчас?

– Сейчас мы в Калифорнии.

– Думаю, это далеко. – Гвен закрыла глаза. – Как же сильно болит голова… – Томас продолжал разговаривать с ней, но она уже не реагировала.

– Мы заберем ее домой! – сказал Томас, поворачиваясь к Бонни.

– Сомневаюсь, что это поможет.

– Ты не понимаешь! Она не узнавала меня последние годы, а тут… – голос его задрожал. – Она была мне как мать, Бонни.

– Я знаю.

– Черт! – Томас шумно выдохнул, отошел от кровати Гвен. – Думаешь, Хоскинс действительно может ей помочь?

– Думаю, да.

– Тогда давай найдем его. – Он заставил себя выйти из палаты сестры.

Спустя два часа они покинули Лос-Анджелес, ближе к ночи за спиной осталась и Калифорния. Отель, расположенный практически на границе с Невадой, был переполнен, и Томасу пришлось взять одноместный номер, в котором не успели даже прибраться.

– Надеюсь, тебе действительно есть восемнадцать, – безрадостно пошутил он, когда управляющий вдобавок ко всему зарегистрировал их как молодоженов.

– Не переживай. Тебе все равно придется спать на кресле.

– Боюсь, после уже будет не доказать, где я спал и на чем, – сказал Томас, открывая дверь.

В номере витал синий сигаретный дым, оставленный прежними владельцами. Постельное белье было мятым и влажным.

– Пойду попрошу, чтобы дали другое, – сказал Томас. Когда он вернулся, Бонни принесла из автоматов две банки колы и пару шоколадок.