Дети войны. Народная книга памяти
Шрифт:
Очень любили играть в бесконечных поленницах, которыми был заставлен весь наш двор. Там у нас были свои тайники. Однажды мы все чуть не сгорели: развели костёр, и дрова загорелись. Кира не растерялся, сдёрнул ватную курточку со своего приятеля и погасил огонь. Куртка почти вся обгорела, и нам сильно досталось.
С детства боюсь пожаров. Запах гари приводит меня в ужас. Сердце начинает бешено биться. Я с трудом справляюсь с собой, чтобы не впасть в панику. Когда мы жили уже в другом большом доме на горе, Кира с приятелями в соседней квартире выкуривали кошку из-под печки, бросая туда зажжённую бумагу. Загорелся мусор, дрова. Мальчики перепугались и закрылись.
Однажды вечером бегали смотреть, как горел большой двухэтажный дом. Суетились люди, выбрасывали из окон какие-то вещи, кричали женщины…
Вокруг посёлка были густые кедровые леса. Папа был заядлым охотником и, когда позволяло время, уходил побродить по лесу с ружьём. Однажды к вечеру ушёл ненадолго и не вернулся. Утром позвонили на комбинат.
Охотой увлекались многие местные жители. Ходили на медведей. У директора фабрики, Василия Саввича Соломко, в сарае жил медвежонок.
Люди отправились его искать, но вернулись ни с чем. Папа пришёл сам только на третий день. Кругом леса, на сотни вёрст одна деревушка или охотничья заимка. Как он сумел сориентироваться и вернуться, я не помню.
Охотой увлекались многие местные жители. Ходили на медведей. У директора фабрики, Василия Саввича Соломко, в сарае жил медвежонок. С его детьми, старшим Юрой и моим ровесником Васильком, мы очень дружили.
С няней
Мы с Васильком не расставались, дружно бегали на все сеансы в кино. Кино показывали в огромном деревянном бараке с рядами скамеек. Клуб принадлежал фабрике, и нас, детей директора и главного инженера, все знали. Что смотрели, совершенно не помню. Помню только, что часто мы с Васьком там засыпали. Нас теряли и везде искали. В конце концов папа запретил киномеханику пускать нас.
У В. С. Соломко был великолепный вороной жеребец с белой звездой во лбу. Мы с Васькой поджидали, когда Василий Саввич приедет домой на обед или после работы, чтобы прокатиться. На комбинат нас не пускали, мы стояли на повороте к посёлку. Как-то зимой жеребец испугался и понёс. Василий Саввич вылетел в сугроб, а кучер повис на вожжах и волочился за несущимся жеребцом. Мы с Васькой очень испугались, решили, что кучер запутался в вожжах, и жеребец его убьёт.
Зимы были очень снежные и суровые. Дома и сараи заносило по самую крышу. Последний дом, где мы жили, стоял на краю оврага, и мы катались на санках прямо с крыши сарая.
Забирались на крышу дома и прыгали в сугробы, проваливались до плеч, мальчишки меня, как морковку, выдёргивали за руки. На зиму мама шила нам из отработанного фабричного сукна комбинезоны-«медвежата», так что мы могли ползать в снегу в полное удовольствие.
Поздней осенью, пока ещё не выпал снег, но река уже замёрзла, любили бегать по чёрному гладкому зеркалу льда, лечь и смотреть, как внизу, в воде, шевелятся водоросли и плавают рыбы.
В посёлке почти все держали коз и кроликов. Няня тоже занялась «животноводством». Клетки с кроликами стояли на веранде. Кролики кролились зимой,
Козлята появлялись на свет божий тоже в зимнюю пору, ближе к Новому году. Из хлева их приносили домой… В большой комнате стояла ёлка. Вокруг прыгали пушистые крольчата, кудрявые, с маленькими шишечками-рожками козлята и мы с Кирой! Носились вкруговую по всем комнатам, скакали друг за другом по столам, кроватям… Няня воевала со всеми!
Часто зимой в посёлке появлялись волки. Около проруби в овраге, куда ходили за водой, почти каждое утро находили останки съеденных собак. Однажды, под вечер, я возвращалась домой одна. Шла не по улице, а задворками, за сараями и увидела волка. Он стоял на пустыре, на пригорке: лобастый, опустив низко голову и поджав хвост… От страха я замерла на месте.
Однажды, под вечер, я возвращалась домой одна. Шла не по улице, а задворками, за сараями и увидела волка. Он стоял на пустыре, на пригорке: лобастый, опустив низко голову и поджав хвост… От страха я замерла на месте.
Волк тоже не двигался. Наконец я с дикими воплями кинулась бежать!..
Кира решил волка подкараулить. Зарядил отцовское охотничье ружьё и сел на крыльцо, напротив сарая, где жили козы… Сидел, скучал, мёрз на холоде. Волка не дождался и пальнул в дверь хлева!
Когда мне было около пяти лет, я превратилась в очень упрямую и своенравную барышню. Препиралась с няней, дерзила маме… Однажды поссорилась с обеими и решила уйти из дома! Мне без возражений собрали мешочек с вещичками и сказали: «Ну что ж, раз тебе плохо с нами, иди!» Я оделась, взяла мешочек, вышла из дома… Дальше крыльца я не ушла! Сидела, плакала и очень себя жалела…
Была, как говорят, «папиной дочкой». Кира больше похож на маму, я – на папу.
Папа был более терпелив со мной. Уложить спать меня мог только папа. Он садился играть со мной в карты и начинал выигрывать. Я сердилась, лезла на него с кулаками, надувалась и отправлялась спать! Вначале укладывала все игрушки, так что для меня места на кровати оставалось очень мало…
Частенько среди ночи падала и шла под бок к папе: «Подвинься, ишь развалился!»
Мыться в баню ходили к старикам-староверам. Дом и хозяйственные постройки у них были расположены под одной крышей и выстроены из почерневшей от времени лиственницы. Двор выстлан тёсом. При холодных снежных зимах это было очень удобно. Не нужно было выходить на улицу, чтобы пройти в хлев, сарай или баню. Мне очень нравилась сумеречная темнота двора, доски под ногами, низенькие двери в дом, крошечная банька… уютные старые люди, такие же кряжистые, приземистые и основательные, как и их дом…
В бане было невыносимо жарко. Не знаю по какой причине, однажды меня мыл папа. После мытья, одевая меня, не мог разобраться с моей одежонкой: где чистое, где грязное? Кое-как натянул на меня что попало, чулочки к лифчику не пристегнул. Я с рёвом, придерживая сползающие чулки, пришла к хозяевам. Была утешена, напоена чаем и приведена в должный вид!..
1 класс школы № 164. Ольга впереди справа (лежит)