Детство Ромашки
Шрифт:
«Дашутка! — Я был так озадачен ее внезапным появлением, что в душе тоже ахнул.— Она ли?» В моих глазах жила Дашутка такой, какой привезла ее бабаня в Балаково. Маленькая, худенькая. А тут вдруг рослая, тоненькая, большеглазая и с длиннющей косой...
—Тетя Поля! — звенел голос Дашутки вглубине избы.— Тетя Поля! Скорей, скорей!..— И в ту же минуту она вновь появилась на пороге. Всплеснула руками, соскочила на землю, схватила меня за полы пиджака, запрыгала.— Угадала, угадала! — радостно восклицала она. Но вдруг
Так хотелось прикоснуться к ее голове, осыпанной смоляными кудряшками, к тонким вздрагивающим плечикам, но почему-то было робко и стыдно. А она подняла набухшие от слез глаза и, уже смеясь и морща нос, говорила:
—Намедни во сне тебя видала и бабаню. И ты был не такой, а худющий, плохонький...— Не договорила, оттолкнула меня, бросилась к воротам, закричала:—Дедушка-а!
Дедушка вытаскивал из скоб жердину. Дашутка переплела руки на его предплечье, прижалась и заголосила:
—И-и, родненький ты мой...
Выронив жердину, он подхватил ее под мышки, легонько встряхнул и сказал:
—Да ты что же так-то встречаешь? Ну-ка, замолчи враз! — и, оборачиваясь то ко мне, то к Сереге, приказывал: — Въезжайте во двор, распрягайте! А ты, Дашенька, веди меня в избу.
В узком дворе мы с Серегой едва развернули фургон дышлом на выезд. Распрягая Проньку с Буркой, Серега ворчал:
—Дворок! Ворам с любого конца заход. Чего они так живут? Хоть бы плетнем зады-то закрыли.
Я не знал, что ответить, и думал: «Почему нет Акимки? Где он?»
Когда Дашутка выбежала из дому и затараторила о том, как тетя Поля при виде дедушки обомлела, я перебил ее, спросил, где Акимка.
А дрыхнет! — весело откликнулась она, но тут же собрала брови в узелок, пожаловалась: — Беда мне с ним, да и только!
Что за беда? — удивился я.
А вот и то...— и, сложив на груди руки, сердито разъяснила: — Чумовой он стал. Ночами ровно домовой по избе да по двору шастает, а утром завалится спать, и хоть ты ему на лбу чурки коли. Вон на погребке он спит. Сейчас я его!..— И она метнулась за дом к низкой плоскокрышей пристроечке.
Я бросился следом за ней.
В дверях погребицы чуть не в лоб столкнулся с Акимкой. В первое мгновение мне показалось, что это не он. Без рубахи, загорелый, мускулистый, рослый парнишка стоял, широко расставив ноги, и, поддергивая штаны, смотрел на меня колючими серо-синими глазами. Смотрел сердито, пристально. Но вот в них заскакали проворные зеленоватые живчики, а кончик носа дернулся. Он отмахнул со лба до белизны выгоревший чуб, качнулся и, ударившись грудью о мою грудь, выкрикнул:
—Ромка-а, шишига-а!..
Акимка тискал меня, толкал плечами, раскачивал, валил на землю. Я схватил его, приподнял и принялся
—Закатилась,— сказал Акимка.— Поди лучше рубаху мне кинь.
Дашутка скакнула за порог погребицы и вернулась, встряхивая ластиковую 1 рубаху.
Он рванул ее из рук Дашутки, зло прошипел сквозь зубы:
—Глазеешь и глазеешь, как дура глупая!
Дашутка вздохнула, подперла кулаком щеку, горестно глянула на меня и принялась жаловаться:
Прямушки замаялась я с ним. Уж до того упрямый, ажник сердце мрет. В доме завсегда дел невпроворот, а он либо сидит думает, либо за дядей Максимом, чисто нитка за иголкой, летает.
«Либо», «прямушки»! — передразнил ее Акимка, застегивая ворот рубахи.— Горазда на разговоры! Чего бы вы с мамкой без меня делали? Одна бы слезы точила, а другая языком строчила.
1 Ластик — вид сатинета, подкладочный материал.
Дашутка медленно складывала на груди руки, обмеривая
Акимку притушенным взглядом, а затем ее губы презрительно искривились, а белые, с голубоватым отливом зубы будто выпятились.
Уж такая ты, Акимушка, умнота, хоть за деньги показывай!— с пренебрежением, в растяжечку произнесла она и вдруг, тряхнув головой, строго сказала: — Иди с дедом Дани-лом повидайся!
Хватит! Пристала, как трава-липучка! — гневно крикнул Акимка.
Вздрогнув, как от толчка, она вскинула на него глаза, ставшие необыкновенно большими и совсем темными, повернулась и пошла прочь.
—Видал, какая? — кивнул вслед ей Акимка.— Теперь целый день на меня и не посмотрит. Такая стала, слова поперек не скажи. Малая была, задиралась,, а теперь... А-а, да ну ее в прорву! Айда, я с дедом Данилой повидаюсь.
В сенях меня перехватила тетка Пелагея. Прижимала к себе, целовала в затылок, взволнованно бормотала:
—Ромашка, радость-то какая! Не думала увидеть... Тетка Пелагея и смеялась и плакала, удивлялась и спрашивала.
За тятькой надо бежать,— хмуровато сказал Акимка, появляясь в дверях горницы.
Ой, да где ты его теперь сыщешь? — откликнулась тетка Пелагея.
Знаю где! — заявил он и, дернув меня за рукав рубахи, кивнул к выходу из сеней: — Айда со мной!
26
Во дворе Акимка метнулся в пристроечку, в которой спал, и появился в сапогах. Натягивая на лоб мятый картузишко, он подошел к Сереге и протянул ему руку:
—Давай видаться. Зовусь Акимом, а по фамилии Поярков.
Серега вытер ладонь о штаны, потом подул на нее, отнес в сторону и шлепнул об руку Акимки.
Ну, чтобы между нами ни пылинки, ни соринки, а один чистый воздух! — весело сказал он и назвал свою фамилию.