Девочка по имени Зверёк
Шрифт:
В четверг, с самым началом сиесты, она уже неслась по коридорам к комнате падре ног под собой не чуя! И непременно поспела бы вовремя, и даже раньше, если бы не услышала странные звуки: смесь неприятного назойливого бубнения и жалобных всхлипов – из полутемного коридорчика-тупика, ответвляющегося от основной галереи. Вероника не успела даже поразмыслить, как ноги уже сами понесли ее в сторону этих всхлипов. Странным образом она сразу заподозрила, что именно так, тоненько и беззащитно-обреченно, может плакать Анхелика.
Вероника
– В этом нет ничего дурного, сладенькая моя! Уверяю тебя. Ведь истинная любовь жаждет близости. Послушай меня, моя овечка, и будь со мной ласковей!
Громко, не скрывая отвращения к Лусии, Вероника проговорила, чеканя каждое слово – не из намерения напугать, а просто потому, что иначе у нее задрожали бы от омерзения губы:
– О, позволь и мне, сестра моя, получить твои драгоценные наставления в том, что касается любви! Ведь речь пойдет о христианской любви, верно?
Если бы в сумрачном коридоре раздался пороховой залп или удар грома, Лусия, кажется, не испугалась бы больше. Она отскочила от бедняжки Анхелики с проворством, которое Вероника не могла и предположить в такой далеко не изящной фигуре. Неприкрытой ненавистью полыхнуло в глазах старшей сестры. Но – о, боже! – какой свет облегчения, радости и надежды вспыхнул в заплаканных глазах Анхелики!
– Что ты делаешь здесь, маленькая тварь? – прошипела Лусия. – Шпионишь за мной?!
– Если я и тварь, то тварь Божья! А что касается искусства шпионить, то я не посмею сравниться с твоей, дражайшая моя сестра, ученицей Франческой!
Анхелика тем временем поспешно выскользнула из своего пыточного угла и встала рядом с Вероникой.
– Уходи, – негромко сказала ей Вероника.
– Не уйду, я буду с тобой, – стуча зубами, но вполне твердо, так же негромко ответила та.
Лусия смотрела на них зло, но растерянно.
– Хорошо же, – наконец выдавила она, – за то, что ты, Вероника, разгуливаешь где попало в то время, которое благочестивые сестры уделяют молитве…
Вероника презрительно фыркнула и взглядом показала, что уж Лусия-то в это время предавалась совсем иному!
– …я накажу тебя! К тому же, если ты и ответишь, что у тебя имелись веские причины выйти из своей кельи, ты не отпросилась у меня!
– Почему – у тебя? Я обязана докладывать лишь матушке Тересии. – Она подумала и добавила с намеком и вызовом: – Докладывать обо всем, что сочту нужным.
– Мать настоятельница сейчас в отъезде, – надменно проговорила старшая сестра, – а значит, вы все подчиняетесь мне!
И она, подскочив, схватила Веронику за запястье и куда-то потащила. Сопротивляться
Протащив ее по каким-то замысловатым галереям, Лусия, не размыкая своей железной хватки, спустилась на несколько ступеней вниз (Веронике показалось, что они уже под землей) и впихнула свою жертву в низкую скрипучую дверь. Едва Вероника переступила порог, как дверь за ее спиной тут же захлопнулась и с наружной стороны свирепо лязгнул засов. Вопреки ожиданиям, она оказалась не в темноте: пусть крохотное и зарешеченное, но в этой каморке было окошко, расположенное вровень с землей.
– Что же видела моя маленькая сестра? – гнусно пропел голос, доносившийся через небольшое смотровое отверстие в двери.
Вероника мгновенно обернулась и, топнув ногой, с веселой злостью выпалила:
– Как ты, благочестивейшая из сестер, преподаешь урок любви – вполне нехристианской любви – бедной, беззащитной Анхелике!
– Просидишь здесь на одной воде и хлебе, впрочем, может быть, и без них, пока не образумишься, – рявкнула Лусия напоследок.
Ее башмаки, удаляясь, тяжело затопали по коридору. Вероника, используя последний шанс, крикнула, подлетев к двери и уткнувшись губами в щель:
– Хорошо бы узнать об этом нашему духовнику, чтобы он не ждал меня напрасно!
Приложила к щели ухо – ничего. Тишина.
Вероника оглядела свое узилище: маленькое помещение с низким потолком, соломенный тюфяк в одном углу, нелепый глиняный горшок – в другом. Больше ничего. Интересно, долго ли ей сидеть здесь? На одной из стен у самого пола виднелись процарапанные зарубки. Неужели у ее бедной предшественницы счет шел не на часы, а на дни? Вероника поежилась. Но все же решила, что поступила правильно, заступившись за подругу перед старшей… «Кем-кем?» – называть Лусию старшей сестрой, по обычаю избираемой из самых опытных и благочестивых, теперь просто язык не поворачивался!
Вероника прилегла на тюфяк: торопиться некуда. К тому же здесь, почти что под землей, было прохладнее, чем в верхних помещениях. По причине ли тишины и прохлады или потому, что Вероника совсем не беспокоилась о своей дальнейшей судьбе («Лусия виновата – Лусия пусть и беспокоится!»), мысли потекли легко. Сначала – о падре Бальтазаре: возможно, он продолжает ждать ее. Но тут она здраво заключила, что их духовник – человек столь малоэмоциональный, что, не разузнав, в чем причина ее неявки в назначенный час, волноваться не станет. А его скрупулезность, даже дотошность непременно подвигнет его на «расследование».