Девочка по имени Зверёк
Шрифт:
Монастырь был небольшим и довольно старым, судя по толщине и замшелости стен и некоторой ветхости его ограды. Но зато за его задним двором простирался сад. Он показался Веронике необыкновенным! Старые кипарисы, грушевые и абрикосовые деревья росли вперемешку с лимонами и апельсинами. Посаженные без какого бы то ни было порядка лилии и розы соседствовали с левкоями и лавандой. А в самом конце сада без всякого ухода, зато вполне привольно росли кусты тамариска, заполняя собой все пространства до стен, ограждающих монастырь.
Когда мать Тересия показывала Веронике кухню, трапезную, бельевую, баню, комнату для
– Сад стар, как и монастырь, – сказала мать Тересия, – да и подзапущен: когда-то было землетрясение, потом – чума. Мы ухаживаем за ним, как можем, но на хозяйственном дворе и в швейной мастерской руки нужнее.
– Можно ли мне здесь гулять хотя бы иногда? – Вероника коснулась шершавого ствола кипариса кончиками пальцев.
Мать Тересия проследила взглядом за ее рукой:
– Гулять? У тебя будет не так много свободного времени, Вероника. А впрочем, конечно. Только соблюдай общий и обязательный для всех распорядок.
Они побыли в саду еще немного, и мать Тересия с видимым удовольствием показала Веронике особый участок – посадки лекарственных трав.
– Мы используем травы очень широко: душистые – на кухне для приготовления разных блюд и заготовок, а лекарственные – в монастырском лазарете. В дни поста или во время болезни душистые травы – настоящее утешение для слабых и немощных. Правда, – настоятельница вздохнула, – у нас нет сестер, хорошо знающих траволечение.
– Я знаю многие травы, – отозвалась Вероника, склоняясь над розмарином и вдыхая-вбирая в себя его терпкий аромат.
– Вот как! Кто же учил тебя?
Вероника прекрасно помнила строгую молчаливую женщину, слегка сутулившуюся, хлопотавшую у круглого очага в длинном деревянном доме. Помнила и ее горшочки со снадобьями, пучки развешенных по стенам пахучих трав, охапки душистых цветов, которые та поручала Веронике собрать у ручья…
– Одна женщина, – ответила Вероника и во избежание дальнейших вопросов быстро добавила: – Это было очень давно, но многие травы я помню.
Только не сказала, что растения назывались «тогда» по-другому, хотя она и теперь необъяснимо точно знает (чувствует!), как их использовать.
– Расскажи мне. – Голос настоятельницы был необыкновенно добр: она не экзаменовала Веронику, а мягко просила ее.
– Вот, смотри… – Вероника взяла мать Тересию за руку. Та несколько удивилась, но руки не отняла. – Это мята. Ее добавляют в питье, когда жарко, а еще она успокаивает слабонервных и дает хороший сон. Это – шалфей. Понюхай – запах расскажет тебе многое. Только закрой глаза. Непременно закрой! Пахнет дымно и островато. Будто горит очаг, дрова немного дымят, но огонь горяч и уютен, и пахнет лимоном! Странно, правда? Подогретое питье из шалфея поможет при простуде и болезнях горла. А это… Забыла, как называется эта трава, отвар из нее пахнет приятно, но горек на вкус. Она хороша, когда разболится живот. А эту, с противными мелкими желтыми цветками, просто сушат и вешают на стену.
– Она отгоняет болезни?
– Она отгоняет мух!
И они вместе расхохотались.
– Ты странная девочка, – отсмеявшись, задумчиво сказала мать Тересия, – странная. Но мне
– Да, матушка.
– Вот и хорошо. Да, вот тебе и первое послушание: займись-ка огородом лечебных трав!
Вероника обрадованно кивнула, но мать Тересия объяснила, что при получении послушания на какую-либо работу следует ответить: «Во славу Божью».
– Во славу Божью… – как эхо повторила Вероника. Эти слова до того пришлись ей по душе, что она, делая ударение на втором слове, произнесла еще и еще: – Во славу – Божью! Во славу – Божью!
Колокол звал ко всенощной. Первой в монастырской жизни Вероники. Она почти и не побыла в своей комнатушке-келье: только вошла и присела на край жесткой узкой постели – в дверь постучались, как поскреблись. Вошла худенькая бледная девушка.
– Я – сестра Анхелика. Матушка настоятельница велела мне быть рядом с тобой и все объяснять. Ты можешь…
Анхелика говорила тихо, не поднимая глаз, и конец фразы слабо истек-растворился в сгущающихся сумерках.
– Милая, я могу – что? – переспросила Вероника и потянулась погладить Анхелику по руке, чтобы подбодрить.
Но та вдруг испуганно сделала шаг назад, к двери. Может быть, потому, что голос Вероники прозвучал звучно и даже весело на фоне ее собственного, робкого до прозрачности. Вероника расстроилась:
– Я, кажется, напугала тебя? Боже мой, я совсем этого не хотела! – Она постаралась теперь говорить потише: все-таки следует помнить, что она в монастыре. – Что я сейчас должна делать?
– Сейчас все собираются в церкви, – прошелестел голос Анхелики, – идем.
По дороге к храму, сцепив пальцы с зажатыми в них четками и сложив кисти рук на животе, низко склоняя голову, новая подружка объясняла:
– Порядок здесь такой: нас будят перед рассветом – надо быстро умыться и привести себя в порядок. После утренней келейной молитвы идем в храм – читается первый час. Вслед за этим или после мессы, раз-два в неделю или чаще – по решению матушки настоятельницы или духовника обители, падре Бальтазара, – проводится капитул. Капитул – общее собрание сестер.
– Для чего?
– Решаются разные вопросы: хозяйственные и… другие.
Вероника молчала, но ее взгляд просил разъяснений, и Анхелика нехотя добавила:
– Ну, например, дисциплинарные или… вопросы личного покаяния… – И тут же торопливо продолжила: – Затем начинается утренняя месса, на которой обязаны присутствовать все. Есть еще несколько богослужений в течение дня, и если у тебя нет особого послушания или срочной работы и ты не больна, приходи в храм. В полдень, не раньше, мы обедаем и отдыхаем во время сиесты. Потом – опять послушания, келейные молитвы, вечерня. В самом конце дня, перед повечерием, бывает легкая трапеза, а во время поста ужинают только слабые и больные. Отход ко сну – в одно и то же время для всех. И выходить ночью из кельи возбраняется. За этим следят дежурные сестры и докладывают старшей сестре Лусии.