Девственница
Шрифт:
– Что не так?
– спросила Джульетта.
– Ничего.
– Ты молчишь.
– Ты за рулем.
– Я провела тридцать минут в твоем обществе, и уже знаю, что молчание - не твой стандартный режим работы, - ответила она.
– Хочешь сказать, что я слишком много болтаю?
– спросил Кингсли.
– Да.
– Тогда ты не должна жаловаться, когда я молчу.
– Это заставляет меня нервничать.
– Она улыбнулась ему, и он был рад понять, что он шутит. Во всяком случае, надеялся.
– Я думал кое о ком.
– Твоем священнике?
– И его любовнице.
– У тебя необычные друзья, - сказала Джульетта.
Он
– Их недостаточно. Хотела бы стать моим другом?
– Ты спишь со своими друзьями?
Кингсли повернул голову и улыбнулся ей.
– Я очень дружелюбный. И ужасен в моногамии.
Она, казалось, не возражала против такого ответа. Хороший знак. До сих пор он заставлял ее смеяться и еще не отпугнул, признавшись, что, а) обучен убивать людей, б) бисексуал и в) трахает всех и каждого, кто ему позволит.
Красивая и смелая. Его тип женщин.
Конечно, эта мысль приходила ему в голову и раньше. Смелая женщина была бы его идеальной женщиной. В прошлом году он безумно влюбился в девушку, которую встретил в одном из своих клубов. Она выступала в файер-шоу и пошла с ним домой после пяти минут разговора. В отличие от Джульетты, он знал о Чарли все еще до того, как лег с ней в постель - ее полное имя, возраст, происхождение, доход, семья, все. Все, кроме одной вещи, которую профайл не мог ему рассказать. Он не знал ее мечты о будущем. Оказалось, дети не были частью ее мечты, но являлись частью его мечты. Она растила своего младшего брата-гея после того, как ее мать умерла, и отец выгнал их. Кингсли подумал, что это признак того, что у нее сильный материнский инстинкт. Но нет. Она уже бросила колледж, чтобы вырастить одного ребенка. Она не была заинтересована в воспитании другого. Кингсли спросил ее, захочет ли она когда-нибудь родить от него. Ее «нет» разбило его сердце.
Джульетта совершенно отличалась от Чарли. Джульетта была загадочной, опасной. Он преследовал ее только потому, что она заинтриговала его. Речь шла не о любви, не о том, чтобы остепениться и завести детей. Женщина, которая бросала камни в маленьких мальчиков, не была будущей матерью его детей. Но она была той женщиной, которую он собирался трахнуть сегодня вечером, и это делало ее гораздо более важной для него, чем какая-то девушка мечты, которую он, вероятно, никогда не найдет.
Когда они наконец добрались до места назначения, Кингсли не увидел дома, только деревья и ворота. Она набрала число на клавиатуре, подождала, пока распахнутся кованые железные ворота, и медленно проехала вперед. По обе стороны от машины высились огромные деревья, отбрасывая длинные тени. Далеко впереди он увидел белый свет, и когда они достигли конца дороги, перед ними возвышался дом, похожий на гору. Кипельно белый. Четыре этажа. Бесконечные ряды балконов. Джульетта припарковала машину перед лестницей, ведущей к входной двери.
– Ты здесь живешь?
– спросил Кингсли, выходя их машины
– Да, - ответила она.
– Но дом не твой.
– Да.
– Ты работаешь здесь?
– Я бы не назвала это работой, - ответила она, приподнимая подол платья и поднимаясь по ступенькам. Она шла легко, грациозно, без страха и колебаний. Она сказала, что дом ей не принадлежит, но вошла в него как хозяйка. Он следовал за ней с меньшей уверенностью. Он не мог припомнить, когда в последний раз так нервничал рядом с женщиной. Но почему? Безусловно, он был не в своей тарелке. Он понятия не имел, где находится, кроме как в горах за пределами Петьонвиля. И он был с женщиной,
Войдя в дом, Джульетта включила единственную лампу в прихожей.
– Это дом, - только и сказала она. Очевидно, экскурсии не будет.
Кингсли осмотрелся. Даже при слабом освещении он мог видеть, что интерьер был похож на Карибский дворец. Белая мебель и отполированные паркетные полы.
– Потрясающе.
– Это дом. Вот и все.
– Ты не впечатлена?
– Я прожила здесь всю свою жизнь.
– Это место принадлежит твоим родителям?
– спросил он, когда она поднималась по изогнутой деревянной лестнице на третий этаж.
– Нет.
– Но ты здесь выросла.
– Да.
– И говоришь на французском, а не на креольском?
– Я знаю креольский. И говорю на французском.
– И ничего не расскажешь мне о своей жизни?
– спросил он, следуя за ней по коридору, украшенному белыми и бледно-зелеными обоями в цветочек.
– Это не важно.
– Она изящно пожала плечами, и он поборол желание укусить это высокомерное плечо. Красные бретельки, перекрещивающиеся на ее обнаженной спине, умоляли снять их с ее тела. Безупречная кожа. Он желал усыпать ее рубцами и укусами. Впрочем, ей это может не понравиться. Тем не менее... оказаться внутри нее будет стоить всего, от чего ему пришлось бы отказаться, чтобы попасть в нее. Даже извращений.
– Не важно?
– Он чуть не рассмеялся.
– На данный момент, думаю, я бы предпочел узнать тебя, а не трахать. И для меня сказать такое... ну... считай это моим высшим комплиментом.
– Ты бы предпочел узнать меня, а не трахать?
– Да.
Она повернулась спиной к двери и прислонилась к ней. Скрестила руки на груди и смотрела на него.
– Меня зовут Джульетта Туссен. Мне двадцать шесть. Я родилась в этом доме, потому что мама была здесь домработницей. Моя семья всегда работала на семью, живущую в этом доме. Поколениями. Мы жили в помещении для прислуги. У детей хозяина были учителя-французы. Мне было разрешено учиться с ними, вместо того чтобы ходить в школу. Если я была в доме, я помогала маме с работой. Когда мне было четырнадцать, мама тяжело заболела. Владелец дома оплатил ее лечение. Теперь я работаю на него. Работа не сложная, поэтому я не называю ее работой. Теперь ты знаешь обо мне все.
– Очень сомневаюсь.
– Ты хочешь мою автобиографию или хочешь меня?
– Я хочу и то, и другое.
– И то, и другое - нет такого варианта, - ответила она.
– Послушай, мы теряем время.
– В ближайшее время я никуда не тороплюсь.
– Я тороплюсь, - ответила Джульетта. Она шумно выдохнула и посмотрела вдаль.
– Кингсли...
Он вздрогнул. Это был первый раз, когда она назвала его по имени.
– Я могу дать тебе только эту ночь, - продолжила она.
– Одну ночь. Поэтому, пожалуйста, перестань тратить время.
– Что значит, ты можешь дать мне только одну ночь?
– У меня есть жизнь, - ответила она.
– С другим. Завтра он возвращается.
– Ты замужем?
– спросил он, понимая, что должен был задать этот вопрос еще до того, как сел с ней в машину. Но теперь было уже слишком поздно. Что бы она ни ответила, он останется, пока она не вышвырнет его из своей жизни.
– Нет. Другое.
– Как это?
– Ты не поймешь.
– Испытай меня, - ответил он.
– Я очень понимающий.