Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
— Так взрослые мужчины почитают своих отцов.
Похоронную церемонию устроили на пляже, недалеко от деревни. По моему распоряжению высокую бамбуковую шпалеру украсили парусиной и разноцветными знаменами флотов Конфедерации. Чем ближе мы подходили, тем громче звучал церемониальный речитатив, и в какой-то момент я уже ничего другого не слышала. Я набросила на Йинг-сэка траурную накидку, поправила собственный капюшон и пошла с сыном вдоль побережья по песку, перемешанному с галькой. На настиле уже собрались плакальщики и монахи. By Сэк-йи стоял рядом с генералом Поу. На подходе к главному настилу Куок Поу-тай почтил
А дальше хлынула волна молящихся монахов и монахинь, бритых затылков и серых халатов. Раненая рука так зудела, что мне хотелось зубами сорвать с нее повязку, а спина грозилась рассыпаться на осколки. Все время, пока тянулась нескончаемая церемония, я старалась не показывать, как мне плохо, разрываясь между желанием почтить память мужа и раздражением от бесконечных повторений ритуалов. Вряд ли они каким-то образом могли повлиять на загробную жизнь Ченг Ята.
Наконец мне было позволено сдвинуться с места, и я возглавила шествие плакальщиков вокруг гроба — символического пустого ящика, поскольку само тело разделило участь почти всего экипажа и сгинуло в море. Потом снова начались коленопреклонения, жертвоприношения, благовония и новые молитвы. Я была на грани обморока и могла думать только о еде. Но прежде чем поесть самой, я должна была накормить рисом и напоить вином бумажную ростовую куклу, изображающую моего мужа. Вокруг нее расставили предназначенные для Ченг Ята блюда с курицей, фруктами и сластями, от вида которых в желудке у меня урчало. Если до завтрашнего дня яства останутся нетронутыми, это укажет, что дух моего мужа уже отбыл и благополучно устроился в новой загробной жизни.
Затем пришла очередь старшего сына, Йинг-сэка. Я вывела его вперед. Казалось, мальчик чувствует себя неловко возле пустого гроба, но он сохранил спокойствие, когда священник передал ему пустую чашу для питья. Я рассказала сыну об этом ритуале по дороге сюда на сампане, и он горел желанием исполнить свою роль.
— Налейте воды, — сказал он священнику. — Моему папе нужна вода.
Со стороны приглашенных плакальщиков послышался смех. Глаза Йинг-сэка тут же наполнились слезами, а я наклонилась и мягко напомнила ему:
— Не здесь. Папа воспользуется чашей, чтобы пить воду в мире духов.
Священник показал, что надо разбить чашу. Иинг-сэк оглянулся на меня, и я кивнула. Тогда мальчик поднял чашу высоко над головой и со всей силы швырнул ее на пол возле изголовья гроба, тут же отскочив, чтобы увернуться от осколков.
Впервые со дня шторма я почувствовала облегчение.
— Ты прекрасно справился, мой мальчик, — похвалила я, заключив сына в объятия. — Ты уже совсем большой. Твой отец гордится тобой. Теперь, пребывая рядом с богами, он никогда не испытает жажды.
Подождав еще немного для приличия, я извинилась и вернулась на корабль, где мы с детьми поели риса, а потом сыновья ушли с A-Пин. Несмотря на боль в спине и руке, я не могла позволить себе прилечь и отдохнуть: у меня было слишком много
Казначей появился у дверей, удостоив меня лишь тенью поклона, от которого его щуплая косица едва качнулась на шее.
— Как я понимаю, Йинг-сэк всерьез видит себя главой клана Ченг, — произнес он.
— Мой первенец дал тебе подношение?
В ответ старый мошенник вытянул уголок конверта из внутреннего кармана.
— Удивлена, что у тебя не наполнены золотом все карманы доверху, — проворчала я.
— Как же дурно ты обо мне думаешь. Единственное, чем я наполнен, — это искреннее сочувствие твоей потере. Большая утрата для всех нас. Я горюю вместе с тобой.
— Принимаю твои соболезнования. — Я хотела подавить зевок, но передумала и решила его не прятать. — Вместе с твоей отставкой.
— Э-э… Не уверен, что расслышал правильно, — В твоих услугах больше нет необходимости.
Он заморгал, словно пытаясь избавиться от соринки в глазу.
— Ченг Ят-соу, при всем моем уважении, твой муж всегда высоко ценил мои…
— Моего мужа больше нет.
Интересно, он заметил, как дрожат у меня руки?
К сожалению, это действительно так, — согласился казначей. — Но я по-прежнему предан флоту Красного флага.
— Можешь распоряжаться своей преданностью по собственному усмотрению, равно как и всем своим имуществом. В этом флоте тебе больше места нет.
— По чьему распоряжению? Если у Ченг Ята уже есть преемник, мне об этом не докладывали.
— Надо же, а я считала тебя разумным человеком. До тех пор, пока не вынесут особое решение, распоряжаться здесь буду я.
Мы стояли друг напротив друга в разных концах каюты. Круглая голова казначея напоминала чайник, готовый закипеть. Выражение самодовольного безразличия не покидало его лица с самой первой нашей встречи. Для него я всегда была посторонней, самозванкой и выскочкой. Для меня же старый плут всегда был вороном среди орлов.
— При всем уважении, я отказываюсь воспринимать всерьез слова, брошенные горюющей вдовой. — И он повернулся ко мне спиной, чего никогда не посмел бы сделать по отношению к мужчине. Это было величайшее оскорбление. — Искренне сочувствую, госпожа, но сейчас я вынужден вернуться к работе. Надо подготовить отчетность для преемника командующего Ченга, кем бы он ни оказался.
Я подождала, пока он дойдет до двери, и сказала ему в спину:
— В этой гавани сейчас находится тысяча мужчин, каждый из которых готов по первому моему слову перерезать тебе горло и разделать твой труп на двадцать четыре части. Можешь похвастаться тем же?
Я швырнула ему конверт с монетами, который со звоном упал к его ногам, красноречиво передавая невысказанную мысль. Казначею уже вручили траурный конверт за Ченг Ята. А сейчас он получал плату за смерть его карьеры в Конфедерации.
— Прошу передать мне все записи, которые находятся в твоем распоряжении и до заката оставить это судно — нет, эту гавань.
Когда казначей вышел, я подняла с пола оставленный им конверт, не сомневаясь, что он подчинится моему требованию. Я воспользовалась собственной властью, а не той, которой наделяют жен или представителей капитанов. У меня было право командовать, основанное на моей несгибаемой воле.