Девушка из цветочной лодки
Шрифт:
Кузены сидели бок о бок, как зеркальные отражения друг друга: упершись руками в бедра и расправив локти, словно крылья.
— Досточтимая тетушка, — Поу-йёнг перешел к официальному обращению к дядиной жене, — ты неверно поняла наши слова. Мы не хотели тебя оскорбить. Но эти должности должны остаться внутри семьи.
— Досточтимый племянник и досточтимый младший двоюродный брат, — ответила я, вторя ему, — вы умеете ходить под парусами и драться. Но право руководить, как и богатство, надо заслужить. И здесь я решаю, кто этого
— А мы решаем, принимать ли нам во внимание твои решения или разделить флот.
— Если услышу еще хоть слово о разделении флота, порву вас на части. — Угроза угодила в их удаляющиеся спины, когда они уже покидали мою каюту, даже не спросив разрешения.
Когда-то мне не пришло бы в голову приходить в поминальный павильон каждый день в течение целого месяца: я бы сочла это напрасной тратой времени. Но сейчас эти визиты, казалось, отодвигали наступление конца — того дня, когда от вдовы Ченг избавятся, как от иссохшей и бесполезной фигуры, чтобы освободить дорогу другим. Молитва помогала мне спокойно думать.
Шторм наконец покинул мои сны, но на смену прежним кошмарам пришли длинные бессонные ночи, заполненные бесконечными размышлениями и составлением речей. Днем же под монашеские речитативы в мои мысли, избавленные от мучительного влияния одиночества, приходили покой и порядок.
Сегодня со мной были мальчики. Хунг-сэк спокойно сидел на циновке. Я не заметила, где он добыл сандаловую палочку, и сейчас была занята тем, чтобы вынуть ее изо рта малыша. Йинг-сэк зажигал благовония со спокойствием настоящего маленького священнослужителя. Потом ему стало скучно, и он подошел к краю настила.
— А-ма! Смотри!
Я увидела, как в гавань заходят более двадцати пяти судов, над которыми развеваются желтые знамена. На флагманском корабле Тунгхой Пата трепетали множественные синие, зеленые, черные и красные флаги.
— Кажется, кое-кто уже видит себя командующим, — пробормотала я.
— А где братик? — спросил Йинг-сэк, имея в виду Чёнг Поу-чяя.
— Хотела бы я знать, — ответила я.
Тем временем в гавань заходило все больше и больше судов под желтыми знаменами, словно развивая наступление.
Когда я отослала Йинг-сэка с братом к нянюшкам, моему первенцу это не понравилось, но я сумела его задобрить: пообещала сластей в деревне. Сынишка знал, что няню A-Пин куда проще уговорить на лишнюю порцию лакомства, чем меня, поэтому охотно пошел с ней, а я распорядилась, чтобы священники принесли еще свечей и жертвенного вина.
Я молилась в окружении монахов, когда рядом со мной опустилась на колени фигура в белых одеждах. Мужчина возложил благовония в урны и трижды низко поклонился, а его меч глухим стуком о пол сопроводил каждый его поклон. Я же молилась до тех пор, пока сам священник не потерял терпение и не ударил в колокол. Изображая глубокую медитацию, я так и сидела, не открывая глаз, в то время как мужчина рядом задышал тяжелее, откашлялся,
Я бросила на него взгляд, не поворачивая головы, а Тунгхой Пат наградил меня едва различимым поклоном. Я сомкнула веки в ответ и вернулась к молитвам.
Когда я поднялась с колен, мужчины уже рядом не было.
На приветственном пиру в честь Тунгхой Пата By Сэк-йи пытался всех развеселить пошлыми шутками. Почетный гость улыбался и пил, говоря крайне мало. Рядом с ним с каменным лицом сидела его жена. Ни один из них не удостоил меня и словом, если не считать положенных цветистых соболезнований.
Я так устала, что с трудом сидела. Весь день пришлось развлекать доброжелателей и информаторов, доносивших до меня известия о заговорах и встречах, куда меня никто не собирался приглашать. Тем временем на столах пустели тарелки и разливался сливовый ликер. Наконец Тунгхой Пат хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
— Пришло время выложить карты на стол. Мы все — одна семья. Временами мы спорим, временами приходим к согласию. Но мы едины, как братья. — Он помолчал, пока среди присутствующих раздавались редкие выражения одобрения. — Когда семья лишается главы, старший браг должен взять эту ответственность на себя.
— Спасибо, Одиннадцатипалый, — сказал генерал Поу. — Как самый старший из вас, я принимаю ответственность по твоему призыву.
— Поздно. Как самый толстый из вас, я уже эту ответственность принял! — отозвался By Сэк-йи.
Вот только Тунгхой Пат шутку не оценил.
— Я говорю о старшем как о том, кто из нас служил дольше всех остальных.
— Я служил еще при первой кампании! — ударил себя в грудь генерал Поу. — Дольше, чем вы все. Это делает меня старшим во всех отношениях!
— Мы все тут служили при обеих кампаниях, — возразил Куок Поу-тай. — Кроме «брата» из Тунгхоя.
— Именно! — Шестипалая рука Пата зависла в воздухе, как паук. — Я сейчас говорю не о службе иностранным королям, а о деле Конфедерации. Пока вы все выслуживались на военном поприще, я занимался делами дома. А значит, я самый старший в семейном деле.
— Ха! Вот это заявление! — не согласился генерал Поу. — Если Пат считает, что нам было просто, то он не бывал в Куи-нёне!
— Или в Тхине, — добавил By Сэй-йи. — То была славная битва!
— Настоящее побоище! — поддакнул Лягушачий Отпрыск.
А потом, как обычно, все пустились в воспоминания о славных днях во Вьетнаме. Вот где корабли были больше, враги крупнее, а пушки громче. И именно там сокрушительные поражения превращались в славные победы.
Мне было нечего сказать до тех пор, пока By не решил, что мне уделяется недостаточно внимания.
— Давайте не будем забывать причину, собравшую нас здесь, и воздадим должное этой женщине, жене великого мужа. Да не оскудеет наша забота о ней!