Девушка по имени Судьба
Шрифт:
— Но мне хочется, чтобы ты сейчас была со мной! — говорила Камила. — Я тебе буду рассказывать все- все, о чем думаю, о чем мечтаю.
— А ты веди дневник, — посоветовала ей Виктория. — Записывай туда свои мысли, а я потом буду это читать.
За неимением лучшего, Камила стала вести дневник. Поначалу он был похож на одно бесконечное письмо к матери, а потом в нем стали появляться стихи.
Виктории же некогда было читать тетради дочери- с утра она пила вино, а вечером принимала мужчин. Камила, поняв, что мать, видимо, слишком
Виктория же, поднакопив денег, оставила публичный дом, открыла небольшую таверну и даже приобрела в собственность маленькую квартирку, где собиралась жить с Камилой, когда та закончит школу.
Что ни говори, а у Камилы все-таки была мать. Уж какая- никакая, но родная. И еще была красивая легенда об отце — мужественном благородном человеке, к сожалению, рано умершем.
У Катриэля были нежная любящая Айлен, «Эсперанса», ставшая для него родным домом, и загадочный деревянный крест- память о родителях.
А у Милагрос, дочери Марии, не было ничего, кроме цирка. Дом ей заменял фургончик на колесах. И о родителях своих она знала лишь то, что они бросили ее, новорожденную, посреди глухой степи за Санта-Марией, и даже записки никакой не оставили.
Но несчастной и обездоленной Милагрос себя не чувствовала. В цирке она обрела отца и мать, двух братьев и целую семью клоунов, жонглеров, акробатов. Сама Милагрос тоже стала цирковой акробаткой и дрессировщицей животных. С малых лет выступала в номере отца, а затем, когда при родах умерла мать, получила в наследство ее аттракцион со слонами. И тогда же на руках тринадцатилетней Милагрос оказался только что родившийся Хуан- сито, которого она вынянчила и выходила, заботясь о нем так, словно сама родила этого малыша.
Теперь Милагрос готовила подросшего братишку к участию в своем аттракционе и с волнением думала о предстоящей встрече с Санта-Марией, где она родилась и куда впервые за долгие годы направлялся их цирк.
Катриэль и его друг Инти еще издали заметили пестрый обоз, увязший в болотистой низине близ реки. Инти, до той поры никогда не видавший цирка, предложил на всякий случай укрыться в овраге и там переждать опасность.
— Да это же циркачи, артисты! — рассмеялся Катриэль. — Какая от них может быть опасность?
— Не забывай, что они — бледнолицые, а мы — индейцы. Могут и пальнуть в нас с перепугу.
— Но они, по всему видать, не знают дороги и могут просидеть в болоте весь день. Надо им помочь!
— Для них мы — дикари, — еще раз напомнил рассудительный Инти, и Катриэлю пришлось с ним согласиться.
Но вот от обоза отделился человек и направился в сторону едва виднеющейся «Эсперансы»- за помощью.
Катриэлем внезапно овладел игровой азарт, и
— Возьми быков и упряжку лошадей посильнее.
— Мне поехать с тобой? — спросила Асунсьон.
— Нет, лучше ты приготовь хороший ужин. Не знаю, почему, но мне кажется, у нас будет праздник, — озорно усмехнулся ей в ответ Катриэль.
Явление цирка в этих глухих краях он по-мальчишески воспринял как чудо и теперь ждал новых чудес.
Предчувствие не обмануло Катриэля: подъехав к циркачам, он увидел среди них юную златоволосую красавицу, чудесней которой не могло быть ничего на свете. Щеки ее разрумянились на ветру, глаза искрились чистым животворящим светом.
Как завороженный, Катриэль смотрел на Милагрос, а она, поблагодарив Браулио за помощь, уже отдавала распоряжения:
— Тогда скажите своему индейцу, чтобы подогнал быков к передней повозке.
— Простите, сеньорита, но он не мой… — начал было объяснять Браулио, однако его прервал Катриэль, вдруг заговорив на каком-то ломаном языке:
— Не беспокойся. Моя понимать. Калеуэн.
Заговорщически усмехнувшись и взглядом попросив Браулио поддержать эту игру, он пошел к быкам. А Милагрос спросила Браулио:
— Что он сказал?
— Если не ошибаюсь, он сказал «Калеуэн». То есть — строгая, сердитая, — ответил Браулио, добавив шутя: — Опять-таки, если не ошибаюсь.
Когда работа была закончена и Мигель пригласил своих спасителей на ужин, Браулио уже вполне вошел в роль, предложенную ему Катриэлем.
— Нет, мы не сможем принять ваше приглашение, — сказал он, — потому что хозяйка мне этого никогда не простит. Если вы не откажетесь, то я приглашаю вас погостить у нас в имении. Что скажешь, Катриэль?
— Для моя — это честь, — почтительно поклонился тот.
— Ну, если мои дети не против, — молвил Мигель, ища поддержки у Анибала, старшего сына, и Милагрос.
— Я согласна, — сказала она, — но только на одну ночь. Нам завтра надо выехать отсюда, и пораньше.
В течение всего ужина Катриэль, к удивлению Асунсьон, держался в стороне и оттуда внимательно наблюдал за происходящим. Хорошо зная сына, Асунсьон очень скоро поняла, в чем причина такого необычного поведения: Катриэлю понравилась Милагрос! Решив помочь сыну, она позвала его к себе и попросила показать Милагрос имение.
— Если вам, конечно, это интересно, — обратилась она к девушке.
— Сеньорита меня боится, — усмехнулся Катриэль, видя нерешительность Милагрос.
— Вам нечего бояться, — сказала Асунсьон. — Мой сын получил хорошее образование и воспитание.
— Ваш сын? — изумилась Милагрос.
— Да, Катриэль — мой сын, — еще раз повторила Асунсьон.
— Почему вы мне раньше не сказали? — обиделась Милагрос, адресуя свой упрек Катриэлю.
— Вы не дали мне такой возможности.