Девы ночи
Шрифт:
– Может уже и есть, – ответил Мыкола.
– Нужно забрать отсюда этого придурка.
– Попробуй забери его.
– Хорошо, тогда все-таки иди к Анатоль Палычу и объясни ему ситуацию. Додик только его и послушает. А я скажу девушкам, чтобы собирались.
Минут через пятнадцать Додик уже сидел запертый в комнате Анатоль Палыча, а девушки высыпали во двор. У каждой была немалая сумочка, по очертаниям которой можно было догадаться, что туда перекочевали заморские сокровища баров. Что же, стоит и мне подумать о себе. К тому же у меня еще и маковой росинки во рту не было.
– Сухой паек на двадцать человек! – гаркнул я.
– Кто сказал? – поинтересовался шеф-повар.
– Анатоль Палыч сказали!
– Одну минутку.
Повар приволок большую картонную коробку и принялся паковать консервы, банки и всякую всячину.
– Говорили Анатоль Палыч, чтобы поросенка не забыли! – напомнил я. – Вчера его не подавали.
– А-а… да-да… – засуетился растерянный повар. – Вчера… хе-хе… так вышло… вы уж не обижайтесь… Слишком скоро разошлись… Всего поросенка класть?
– Конечно всего! Сколько там того поросенка!
– Ну да, ну да… молочный он еще… тут вот… ушко… извините, э-э-э…
– Мышка отгрызла?
– Нет-нет! Что вы?! Боже сохрани! Какая мышка?! У нас ту мышек ни-ни… Это я, знаете ли, попробовал, готово ли… и это, э-э-э, слабость такая… ушко…
– Ну, если слабость… Тогда для симметрии и я ушко наверну.
С этими словами я оторвал второе ушко и захрустел на глазах у оторопелого повара. Он покраснел и принялся перевязывать коробку шнуром. Младшие повара вынесли ее за мной, а по дороге я перехватил еще и бармена:
– Сказали Анатоль Палыч, к сухому пайку еще чего-то горячительного!
– А что именно?
– По бутылочке каждого напитка.
– Ого!
– Анатоль Палычу огокнешь!
– А я ничего не сказал.
– Ну так пакуй и неси в автобус.
Автобус как раз въезжал во двор. Ответственные товарищи в это время нежно прощались с девушками. У большинства партийцев был виноватый вид, который свидетельствовал о ночи, напоенной художественным храпеньем.
Проклятый шеф-повар вышел вслед за мной.
– Анатоль Палыч! Можно вас? – спросил он.
– В чем дело? – не оборачиваясь, откликнулся Анатоль Палыч, которому перебили признания в любви.
– Тут вот паечек… э-э… сухой…
– Ну и что?
– Паечек, говорю, сухой понесли.
Вот чертов повар! Перестраховывается!
– Ну и правильно понесли! Ты давай, дарагой, на стол накрывай! Щас машины за нами приедут!
Как только повар отошел, тут же выскочил бармен, неся на плече еще одну коробку. На этот раз с бутылками. Та-ак, сейчас и он будет проверять, не соврал ли я. Так и есть, остановился и вылупился на Анатоль Палыча, ожидая, пока тот отвернет голову от лебединой шейки.
– Ну, чего застрял?! – рявкнул я во весь голос.
Бармен яростно сверкнул глазами, но не двинулся с места. Через полминуты Анатоль Палыч наконец заметил его присутствие.
– Ты еще тут, дарагой?! Я кому сказал стол накрывать?!
– А… а это куда?
– Как куда? – переспросил Анатоль Палыч.
И, заприметив в нем еле уловимое намерение задуматься, я тоже встрял:
– Сухой паечек!
Бармен затряс головой и уже раскрыл рот,
– Это ням-ням для твоей кошечки, мр-мяу-у!
– Ясно?! – рявкнул Анатоль Палыч через плечо. – Давай, чеши атсюда!
Бармена сдуло, а начальство с горячими поцелуями и объятиями повело девушек к автобусу. Дзвинка уже сидела внутри и следила из окна за дверью особняка, не выскочит ли вдруг Додик. Она не отвела глаз до тех пор, пока автобус не выехал на шоссе. Только тогда перевела дух и прижалась ко мне. Я обнял ее и почувствовал, как меня начинает слегка бить дрожь – очевидно, я простыл.
– Ну, теперь ты мне наконец расскажешь, как прошла незабываемая ночь? – спросил я.
– Издеваешься? Когда я прочитала в туалете записку, то первой мыслью было немедленно выпрыгнуть из окна. Больше всего я переживала, что мне так и не удалось споить Додика.
– Неужели тебе пришлось его хлестать?
– О боже! Я думала, что с ума сойду! Он дал мне ремень и приказал его бить по… по…
– По заднице?
– Прекрати хохмить. Да, по заднице. И при этом требовал – сильнее! сильнее! Потом как-то так дико рассмеялся и сказал: «Пошли в парк. Я хочу тебя на природе». Он прихватил бутылку шампанского и потащил меня в парк. А там вытащил своего несчастного слизняка и сказал: «Давай, соси!» Я стала прикидываться пьяной и ответила смехом. А этот идиот повалил меня на траву и попытался засунуть его мне в рот. Я, как могла, выкручивалась, а потом нащупала рукой бутылку и заехала ему по затылку. После этого я убежала. Вот и все.
Тут ее уста оказались рядом с моими, я и припал к ним, пьянея от чувств, затопивших меня. Вместе с тем я чувствовал, что меня все сильнее знобит.
– Да ты весь горишь, – охнула Дзвинка, прикоснувшись к моему лбу. – Я тебя никуда не отпущу. Останешься у нас.
Я закрыл глаза и раскрыл их, когда кто-то крикнул:
– Приехали!
Девушки вынесли коробки из автобуса. Мы стояли возле дома пани Алины.
– Помни про двадцатое! – бросил на прощанье Мыкола, и я горестно подумал: неужели всему этому еще не конец?
Далее я туманно припоминаю, как меня положили наверху в комнате в кровать, как напоили чаем и дали какие-то таблетки. Я то проваливался в сон, то просыпался и лежал с открытыми глазами. Поздно вечером, проснувшись, я почувствовал рядом с собой чье-то теплое дыхание. Рядом со мной лежала Дзвинка. Я положил ей голову на плечо и крепко заснул.
Я – цыганский барон
Завтра я должен привести для курдупеля восемь цыган.
Через несколько дней я малость очухался после приключений и уже успел погрузиться в свой обычный стиль жизни, который проходил у письменного стола. Девушки поделились со мной «сухим пайком», и я с удовольствием лакомился деликатесами. Но вот, мне снова нужно куда-то спешить, что-то устраивать… Уже сегодня я должен разыскать своих знакомых цыган, чтобы договориться с ними о таинственном мероприятии. Но это еще не все – цыгане должны были помочь Мыколе продать джинсы.