Девы ночи
Шрифт:
– Так он еще до революции умер, – сказал я, чтобы что-то сказать, ведь и так знал, что это не поможет.
– Так это ж он «Ще не вмерла» [66] написал? – поинтересовался лейтенант.
– Нет. Павло Чубинский. Тоже, кстати, до революции умер.
– Проверим! – утешил меня сержант и с завидным энтузиазмом снова влез в книги – их количество его несколько смущало. – Под интеллигента работаешь!
– Знаем мы этих интеллигентиков, – буркнул лейтенант. – Сегодня он интеллигент, а завтра у дамочки в трамвае кошелек
66
Гимн Украины.
– Готов!
– Ну, так пошли.
– Да тут еще литературки и литературки! – чуть ли не заскулил сержант, пряча книгу «История пиратства» в портфель.
– Э! – попробовал я остановить его. – Эта книга советская!
– А вот мы проверим!
Мы сели в «воронок» и, когда тот тронулся с места, я грустным и прощальным взглядом поглядел на родимый дом.
Франь так и не заговорил со мной, а по дороге вышел, пожав милиционерам руки. Его все еще не покинул вид убитого горем человека.
В милицейском отделении напротив гостиницы «Львов» лейтенант усадил меня перед своим столом и сурово спросил:
– Итак, ты не признаешь, что заграбастал триста пар джинсов?
– Я ничего не понимаю. Я только послал цыган к Мыколе. Вот и все. Больше я не видел ни их, ни самого Мыколы. Почему вы у него не спросите?
– Потому что в больнице наш Коля!
– Как? – опешил я.
Он вытащил пачку «Флуераша», поинтересовался, курю ли я, и прикурил сигарету.
– А так, дорогуша, – сказал он, откинувшись на спинку кресла и с удовольствием затягиваясь дымом. – Обложили его твои цыгане, как здрасте. А с деньгами и джинсами дали деру. А теперь ты хочешь меня убедить, что ты здесь ни при чем? Чудной ты, ей-богу. Сначала твои девочки обворовывают поляков. И ты ни при чем. Можно сказать, выкрутился. Потом твои цыгане выкрадывают Светочку. Было дело? Куда она девалась? Может, в Полтве плавает? А ты опять ни при чем?.. А еще через несколько дней цыгане элементарно грабят – да еще кого! – милиционера!
– Да это просто какой-то мафиози! – развел руками сержант. – Крестный отец! И Чикаго не нужно! Свои гангстеры не хуже!
– То-то же и оно, – вздохнул лейтенант.
И тут я понял: сейчас меня допрашивают не просто милиционеры, а компаньоны Мыколы. Те, с кем он должен был поделиться деньгами за джинсы. А если так, то это дело в любом случае никогда не всплывет на поверхность. То есть, если меня захотят бросить в каталажку, то пришьют любое дело, пусть даже распространение националистической литературы, – только не джинсы.
– Меня там не было, – попробовал защищаться я.
– А ты там и не был нужен… Не такой уж ты лопух, каким пытаешься себя показать. Хитро все организовал. Видимо, и алиби есть на двадцатое?
– Я сидел дома.
– Это твое алиби?.. Курам на смех! Нет, ты точно хочешь нас надуть!.. Слушай сюда, парень, – голос лейтенанта зазвучал резко. – Возвращаешь джинсы и даешь имена тех, кто избил Мыколу, и больше мы с тобой не встречаемся. Понимаешь? Мы не любим, когда наших бьют. И когда нас хотят нагнуть… Так что хорошенько подумай. А
– Я с этим не имею ничего общего. Мыкола попросил свести его с цыганами. Я свел.
– Не свел, а послал цыган к нему.
– Ну, послал.
– Должен был послать двух.
– Я и послал двух.
– Но случилось так, что их было больше.
Сержант, который до сих пор сидел молча и лишь переводил взгляд с одного на другого, сказал:
– А может, в оборот его возьмем, а? И не таких обтесывали!
И он, скалясь, потер руки. Я глянул на них искоса, и мне сразу почему-то захотелось во всем сознаться – даже в том, что мне и не снилось.
– Может, и возьмем, – выпустил клубы дыма лейтенант. – Если другого выхода не будет. Только не думай, что он настолько дурак, чтобы не понимать, что его ждет.
– Послушайте! – залепетал я. – Дайте мне шанс! Тут случилось какое-то недоразумение. Я все объясню. Выпустите меня, я увижусь с цыганами…
– Во дает! – хихикнул сержант и снова потер руки.
– Я ведь говорил, что это хитрый жук.
– Ну, что же… – многозначительно хрустнул пальцами сержант. – Тогда-а…
Он встал с кресла и расправил плечи.
Я с надеждой посмотрел на лейтенанта, но тот словно ничего не замечал – сидел и листал какие-то бумаги.
Сержант сделал шаг.
Я нервно заерзал на стуле. Однако лейтенант даже головы не повернул. Зато сержант сделал второй шаг.
– Сейчас все нам расскажешь, – мечтательно сказал он после третьего шага.
– Неужели нельзя договориться? – мычал я, поглядывая то на сержанта, чтобы не пропустить его кулак, то на лейтенанта, надеясь на его милосердие.
Но милосердием и не пахло. Зато пахло кулаком, который приближался с неумолимой уверенностью. На всякий случай я расслабился. Тогда удар не так ощутим. Знать бы еще, куда он собирается меня ударить – было бы вообще замечательно.
Сержант уже стоял надо мной и смачно чавкал губами. В точности как гурман, который приглядывается к жареной курочке, примеряясь, с какого конца начать.
– Вы меня будете бить? – спросил я дебильным тоном.
Сержанту это, должно быть, понравилось, и он даже крякнул от удовольствия.
– Хе! Во дает! – и подмигнул лейтенанту. А потом склонил голову набок, посмотрел на меня нежным взглядом и кивнул: – Ясное дело, будем бить.
Его правый кулак ритмично шлепал о левую ладонь, и я, наблюдая за ним, вдруг заметил, что это шлепанье совпадает с ритмом моего насмерть перепуганного сердца.
Я глотнул слюну и спросил:
– А куда?
– Что – куда? – переспросил вежливо, но несколько ошарашенно сержант.
– Куда бить будете?
Сержант прямо себя не помнил от радости, к которой хотел приобщить и лейтенанта, моргая и кивая, но тот устремил непоколебимый взгляд в папку и отключился, видимо, надолго.
– А вот мы сейчас подумаем, – говорил он тоном любящего папочки. – Для начала можно и по печени. Она у вас как – не болит? Нет?.. Заболит! Потом – по почечкам. Тогда мы уже будем валяться по полу. И останется нам еще только маленький ударчик под дых. Носочком. А? Не возражаете?