Девять месяцев до убийства
Шрифт:
Я поднял руки в знак капитуляции, и Холмс, который редко позволял себе большее проявление веселья, чем сдержанную улыбку, на этот раз присоединился к моему искреннему смеху.
— Раз уж речь зашла о Джеке Потрошителе, — сказал я, — то разрешите мне задать следующий вопрос. Почему вы до сих пор не занялись расследованием этого жуткого дела, Холмс? Вы непременно должны заняться им — хотя бы объявите об этом, чтобы вселить надежду в сердца жителей Лондона!
Холмс протестующе поднял свою узкую руку с длинными пальцами.
— Я был занят. Как вам известно, я только недавно вернулся
— Что доставит мне величайшее наслаждение! Однако теперь вы снова в Лондоне, Холмс, а это чудовище наводит страх на весь город. И вы просто должны чувствовать себя обязанным…
— Я никому ничего не обязан, — отрезал Холмс.
— Не поймите, ради бога, меня превратно…
— Сожалею, мой дорогой Ватсон, но вы должны достаточно хорошо знать меня, чтобы понимать — дело вроде этого мне абсолютно безразлично.
— Холмс, я опасаюсь, что вы сочтете меня гораздо более глупым, чем полагает большинство остальных моих сограждан, но…
— Нет, вы подумайте хотя бы немного! Если у меня был выбор, разве я не предпочитал всегда решать задачи интеллектуального свойства? Разве не притягивали меня всегда противники сильные, личности крупного масштаба? А что Джек Потрошитель? Какой вызов может бросить мне этот слабоумный убийца? Кретин, который бродит по городу по ночам и убивает без всякого плана.
— Лондонская полиция не знает, что и думать о нем.
— Отважусь предположить, что этот факт доказывает скорее несостоятельность Скотланд-Ярда, чем мощь интеллекта Потрошителя.
— Но тем не менее…
— Дело Потрошителя и без того скоро будет закончено. Думаю, однажды ночью Лестрейд набредет на Потрошителя, как раз когда этот сумасшедший совершит очередное убийство, и с триумфом арестует его.
Холмс постоянно досадовал, что Скотланд-Ярд оказывается не на высоте положения: при всей его гениальности, он тут был наивен, как дитя. Я как раз собрался об-яснить ему истинное положение вещей, но тут мне помешал звон колокольчика внизу, у входной двери. Прошло несколько секунд — и мы услышали, как миссис Хадсон поднимается по лестнице. Когда она вошла, я посмотрел на нее с немалым удивлением. Она несла коричневый сверток в одной руке и ведро воды в другой. На лице у нее был написан откровенный страх.
Во второй раз за это утро Холмс рассмеялся.
— Не бойтесь, миссис Хадсон. Этот сверток с виду совершенно безобиден. Я уверен, что вода нам не потребуется.
Миссис Хадсон вздохнула с облегчением.
— Как скажете, мистер Холмс. Но после того недавнего случая я предпочитаю не рисковать.
— И заслуживаете только похвалы за вашу предусмотрительность, — сказал Холмс, забирая у нее из рук сверток.
— Тут недавно, — пояснил он, когда великомученица-экономка снова оставила нас вдвоем, — миссис Хадсон принесла пакетик. Это было связано с одним небольшим делом, которое я успешно довел до конца, и пакетик этот прислал джентльмен, настроенный отомстить, но недооценивший моего тонкого слуха. Тиканья часового механизма
— И это меня не удивляет!
— Да… Но что же нам пришло на этот раз? Хм… Примерно пятнадцать дюймов на шесть. Четыре дюйма в толщину. Тщательно упаковано в обычную коричневую оберточную бумагу. Отправлено, судя по штемпелю, из Уайтчапеля. Фамилия и адрес написаны, как я рискнул бы предположить, женщиной, которой не часто доводится браться за перо.
— Судя по этим каракулям, вы недалеки от истины. И почерк, без сомнения, женский.
— Тогда, значит, мы сходимся во мнении, Ватсон. Отлично! Попробуем разобраться в этом деле досконально?
— Непременно!
Таинственный пакет вызвал у него интерес, а у меня и подавно; его глубоко посаженные серые глаза даже засветились, когда он удалил оберточную бумагу и извлек на свет плоский кожаный футляр. Он протянул его мне, чтобы я смог рассмотреть.
— Вот что нам прислали, стало быть. Что скажете, Ватсон?
— Это набор хирургических инструментов.
— Вам и карты в руки — кто, кроме вас, лучше разбирается в таких вещах? Вам не кажется, что это довольно дорогой хирургический набор?
— Разумеется. Кожа на футляре необыкновенно хорошей выделки. Великолепная ручная работа.
Холмс поставил футляр на стол, открыл его, и мы молча стали разглядывать содержимое. В футляре был обычный набор инструментов. Каждый из них лежал в специально сделанном для него углублении футляра, устланного изнутри пурпурным бархатом. Одно из углублений было пустым.
— Какого инструмента не хватает, Ватсон?
— Большого скальпеля.
— Анатомического скальпеля, которым делают вскрытия, — кивнул Холмс и достал свою лупу. — О чем нам может сказать этот ящик? Ну, начнем с самого очевидного, — сказал он, тщательно осматривая футляр и его содержимое. — Инструменты принадлежали медику, который оказался в сложном финансовом положении.
Как обычно, я был принужден признать свою совершенную слепоту, сказав:
— Боюсь, что для вас это очевиднее, чем для меня.
Холмс, занятый своими исследованиями, рассеянно ответил:
— Если вам круто придется в жизни, Ватсон, что из своих вещей вы снесете в ломбард в последнюю очередь?
— Мои инструменты, естественно. Но…
— Вот то-то и оно.
— А откуда вы знаете, что этот ящичек сдавали в ломбард?
— У нас сразу два доказательства тому. Поглядите через лупу — вот сюда.
Я посмотрел на место, которое он указал.
— Белое пятно.
— Политура для чистки серебра. Ни один врач никогда не стал бы чистить свои инструменты такой жидкостью. Кто-то, кому был важен только внешний вид, чистил эти инструменты так, будто это простые столовые ножи.
— Сейчас, когда вы мне указали на это, Холмс, я могу только согласиться с вами. А какое второе свидетельство?
— Вот эти следы мела у шарнира. Их едва можно разглядеть теперь, но если постараться, можно разобрать, что здесь некогда был номер. Номер, который обычно ставят в ломбарде. Это, без сомнения, был номер квитанции.