Девять месяцев до убийства
Шрифт:
Одна из них сразу же направилась ко мне, стоило мне найти место и заказать пинту крепкого портера. Она присела за мой столик и принялась без всякого стеснения разглядывать меня.
Это была симпатичная миниатюрная особа, но ее дерзкий взгляд и бесцеремонное поведение не оставляли никаких сомнений относительно питаемых ею намерений.
— Привет, дорогуша. Как насчет того, чтобы угостить девушку вермутом с джином?
Я собрался было отвергнуть эту честь, но тут стоявший рядом кельнер, с внешностью вышибалы, воскликнул:
— Джин с тоником для дамы! — и стал проталкиваться к бару.
Без сомнения,
Девушка уселась на кресло против меня и положила грязноватую руку поверх моей. Я отдернул свою. На ее густо накрашенных губах появилась было неуверенная улыбка, но она все же сказала вкрадчивым голосом:
— Ты такой застенчивый, дорогуша. Стоит ли так скромничать?
— Собственно, я пришел выпить наскоро стаканчик — и не более того, — сказал я.
Все это приключение уже не казалось мне таким увлекательным, каким виделось поначалу.
— Конечно, конечно, милый ты мой, такие аристократы, как ты, всегда заходят только за тем, чтобы пропустить стакашек, а потом, разумеется чисто случайно, обнаруживают, что здесь есть и кое-что еще.
Вернулся кельнер с запотевшим бокалом. Он долго осуществлял какие-то манипуляции с кучкой мелочи, выложенной мною на стол, причем я уверен, что он взял на несколько пенсов больше, чем следовало. Но я решил нс заострять на этом внимания.
— Меня зовут Полли, дорогуша. А тебя как?
— Хоукинс, — сказал я не моргнув глазом. — Сэм Хо-укинс.
— Значит, Хоукинс, сказала она и засмеялась. — Ну-ну. Это совсем другое дело, чем, скажем, Смит. Просто диву даешься, сколько сюда приходит Смитов. Смит на Смите.
Ответить мне не пришлось, даже если бы я и нашелся, что ей сказать: общее внимание привлек безобразный дебош в противоположном углу пивной. Гориллоподобный моряк вдруг заревел от злости и перевернул стол — так он торопился схватить другого посетителя, щуплого китайца, который, видимо, чем-то насолил ему. Какое-то мгновение казалось, что азиату больше не жить — так был разъярен этот моряк. Но тут их бросился разнимать какой-то человек. У него были кустистые брови, бычий затылок, а руки — что твое бревно. Внушительные размеры разгневанного моряка не произвели на него ни малейшего впечатления. Этот человек, столь неожиданно пришедший на помощь китайцу, нанес матросу мощный удар в солнечное сплетение. Удар вышел сокрушительным, и крик моряка, который словно переломился пополам от боли, разнесся по всей пивной. Коренастый человек подскочил к великану и нанес второй удар, на этот раз — в подбородок. Голова нарушителя спокойствия откинулась назад, а глаза утратили осмысленное выражение. Противник его подставил плечо и взвалил великана на себя, будто мешок с мукой. Затем выпрямился и в абсолютной тишине двинулся к выходу; он нес бесчувственное тело так, будто моряк был не тяжелее ребенка. Затем открыл дверь и выбросил его на улицу.
— Это Макс Кляйн, — произнесла дама, составившая мне компанию, и голос ее был полон благоговения. — Он силен, как бык. Макс недавно купил эту лавочку. Четыре месяца он здесь хозяин и потому следит, как бы тут кого не убили. Во всяком случае, не у него в пивной.
Зрелище было действительно впечатляющее. Однако почти в тот же миг внимание мое привлекло кое-что
— У меня тут есть миленькая комнатка, дорогуша, — сказала мне эта искусительница.
— Боюсь, что у меня нет интереса к таким делам, мадам, — ответил я самым любезным тоном, на какой только был способен.
— Это я-то — мадам?! — возмущенно вскричала она. — Для мадам я еще не так стара, господин. Можете мне поверить. Я молодая и содержу себя в чистоте. Со мной можете ничего не опасаться.
— Однако есть кое-кто, кого следует опасаться тебе, Полли, — сказал я и проницательно поглядел на нее.
— Мне? Но я же никому не сделала ничего дурного!
— Я имею в виду Джека Потрошителя.
В ее голосе зазвучали жалобные нотки.
— Ты просто хочешь напугать меня. Но я не боюсь.
Она сделала большой глоток из своего бокала и быстро огляделась по сторонам. Затем ее взгляд остановился на ком-то у меня за плечом. Я вдруг осознал, что Полли все время, пока сидела рядом со мной, смотрела в этом направлении. Я оглянулся и увидел самого отвратитель-ного типа, какого только можно было себе представить.
Он был просто невероятно грязен. Лицо его перекосило от шрама, причиной которого, вероятно, стал удар ножом. Шрам приподнял губу, и на лице застыла какая-то отвратительная ухмылка, а рубцы вокруг левого глаза еще более усиливали и без того ужасное впечатление. Никогда раньше я не видел такой зловещей физиономии.
— Он зарезал Энни, этот Потрошитель, — прошептала Полли. — Всю изувечил ее, бедняжку, а ведь Энни в жизни мухи не обидела.
Я снова повернулся к ней.
— Кто? Вот тот негодяй? Который там со шрамом?
— Кто же может знать, тот или не тот? Но почему он делает такие ужасные вещи? — воскликнула она. — Что ему за радость — пырнуть бедную девушку ножом в живот, отрезать ей грудь или вырезать еще что-нибудь?
ЭТО БЫЛ ОН.
Трудно объяснить, почему я сразу уверился в этом. В молодые годы я одно время предавался азартным играм, что, впрочем, не редкость среди молодых людей, и тогда у меня порой случались прозрения, с точки зрения рассудка совершенно не объяснимые. Инстинкт, шестое чувство, как его ни называй, все равно существует, и невозможно не принимать его во внимание.
Это-то чувство и возникло во мне, когда я украдкой поглядывал на физиономию у себя за плечом. Он не сводил глаз с Полли, и я видел, как из кривой его пасти капала слюна.
Но что мне было делать?
— Полли, — сказал я спокойным голосом, — ты когда-нибудь видела этого человека?
— Я, дорогуша? Да никогда в жизни. Какой ублюдок, прямо сил нет.
Вдруг настроение Полли резко изменилось, что было, впрочем, характерно для девиц вроде нее, столь подвластных минутным порывам. Ее беззаботная натура снова взяла верх, да к тому же подействовала чересчур большая доза выпитого алкоголя. Она вдруг подняла свой бокал.