Девять месяцев до убийства
Шрифт:
От его спокойного голоса у меня по спине побежали мурашки. Ведь я знал, что он пытается скрыть таким образом свои ужасные душевные терзания. В поисках фонаря мне сопутствовала удача. При первом же шаге я споткнулся о него. Я зажег фонарь снова и тут же отпрянул, поскольку мне редко доводилось видеть картину более тягостную.
Холмс стоял на коленях, согнув спину и опустив голову, — картина полного отчаяния.
— Я ничего не смог сделать, Ватсон. За мою преступную глупость меня следует предать суду.
Я
— Но ведь у него же было так мало времени. Когда же он успел…
Но Холмс уже вернулся к жизни. Он вскочил на ноги.
— Бежим, Ватсон! Быстро за мной!
Он с такой скоростью бросился по улице, что я едва поспевал за ним. Я мобилизовал последние резервы, которыми человеческое тело обладает специально для таких отчаянных случаев, и сломя голову ринулся за ним. Расстояние между нами не уменьшалось, но я не терял его из виду.
Когда я, наконец, догнал его, он барабанил в дверь ломбарда Джозефа Бэкка.
— Бэкк! — грозным голосом кричал он. — Выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли.
Он непрерывно барабанил в дверь кулаками.
— Открывайте, или я взломаю дверь!
Над нами засветилось окно. Оттуда высунулась голова Джозефа Бэкка.
— Вы что там, перепились? Кто там еще?
В свете лампы, которую держал в руках Бэкк, я увидел, что на нем ночной колпак с красной кисточкой и ночная сорочка.
Холмс отошел на несколько шагов от двери и крикнул ему:
— Я Шерлок Холмс, сэр, и если вы не спуститесь сейчас же, я взберусь прямо по стене и вытащу вас за волосы.
Бэкк, как нетрудно понять, перепугался не на шутку. Ведь Холмс, в конце концов, все еще был в своем облачении бродяги, а увидеть спросонья столь отвратительную физиономию грязного оборванца, который среди ночи ломится в дверь вашего дома… Словом, это было немалое потрясение, тем более — для лавочника.
Я попытался успокоить его:
— Господин Бэкк, но меня-то вы узнаете, не правда ли?
Он так и застыл с раскрытым ртом.
— Ведь вы один из тех двух джентльменов, которые…
— Совершенно верно. А мой спутник — хотя в это трудно поверить — мистер Шерлок Холмс, который приходил со мной.
Лавочник поколебался, а потом сказал:
— Хорошо, я спускаюсь.
Холмс в нетерпении мерил длинными шагами улицу, пока в ломбарде не зажегся свет, и не открылась дверь.
— Выходите сюда, Бэкк! — грозно скомандовал Холмс,
Друг мой выбросил вперед руку, торговец попытался было уклониться, но был недостаточно быстр. Холмс схватил его за ночную рубашку и разорвал ее. Обнажилась голая грудь, на которой от холода тут же появилась гусиная кожа.
— Что же вы делаете, сэр, — дрожащим голосом сказал владелец ломбарда. — Не понимаю, чего вы хотите?
— Попридержите язык! — прикрикнул на него Холмс и в свете лампы принялся внимательно изучать грудь Бэкка.
— Джозеф Бэкк, куда вы направились, покинув «Ангела и Корону»? — спросил он, наконец, немного ослабляя железную хватку.
— А куда же мне было идти? Разумеется, домой, да ложиться спать, — немного смелее заявил Бэкк, уловив, что тон Холмса смягчился.
— Да, — задумчиво сказал Холмс, — кажется это и в самом деле так. Возвращайтесь в свою постель, сэр. Сожалею, что нагнал на вас страха.
Холмс без дальнейших церемоний повернулся и пошел прочь, а я последовал за ним. Обернувшись на углу, я увидел, что господин Бэкк все еще стоит перед своей лавочкой, высоко подняв над головой лампу, и в своей ночной рубашке являет собой злую карикатуру на исполненную благородства статую Свободы, освещающую мир, которую французский народ некогда подарил Соединенным Штатам — ту огромную полую статую из бронзы, которая сегодня стоит в порту Нью-Йорка.
Мы вернулись к месту преступления и увидели, что труп бедной Полли уже обнаружен. Большая толпа зевак перегородила всю улицу, и темнота отступила перед фонарями блюстителей порядка.
Холмс, глубоко засунув руки в карманы, хмуро созерцал эту сцену.
— Не вижу смысла в нашем пребывании здесь. Еще узнают, — негромко сказал Холмс. — Единственное, что из этого вышло бы — совершенно бесполезная беседа с Ле-стрейдом.
Меня отнюдь не удивило, что Холмс предпочел утаить нашу роль в кровавых событиях этой ночи. Не только потому, что у него был свой собственный план действия. В данном случае речь шла еще и о его самолюбии, по которому был нанесен чувствительный удар.
— Давайте-ка потихоньку удалимся отсюда, Ватсон, — сказал он с горечью, — как и подобает двум бестолочам, которыми мы сегодня себя показали.
— Вы не заметили, Ватсон, как Джозеф Бэкк, завернувшись в плащ, вышел из пивной как раз в тот момент, когда девушка собралась поискать счастья где-нибудь в другом месте. Вы не сводили глаз с меня.
К великому моему прискорбию, мне было совершенно ясно, что именно я, а вовсе не Холмс, был причиной нашей неудачи. Пусть даже Холмс ни словом не обмолвился об этом. Я предпринял попытку признаться в своей вине, но он прервал мои извинения: