Девять писем об отце
Шрифт:
– Ничего не зря. Отрицательный результат – тоже результат, – подбодрил Александра Николай Максимович.
– Ну все. Записываю себе на вторник – съездить на Ваську, – говорил Александр, набирая что-то на клавиатуре своего компьютера.
– Как ты сказал? На Ваську? – удивился Николай Максимович.
– Ну да, – рассмеялся Александр, – на Васильевский остров. Это наш питерский сленг такой. Там она жила. Или живет, – поправил он сам себя.
2. Сирень
Валя. Это имя пролегло границей между детством и тем, что было после. Оно отделило детство
Когда они познакомились, а точнее, когда он впервые увидел ее, ему было четырнадцать, ей – пятнадцать. Надо полагать, что она отсчитывала срок их знакомства от какой-нибудь более поздней даты: тихий большеглазый мальчик на год младше нее не смог бы оставить след в ее памяти. Зато в его память первая их встреча врезалась так глубоко, что потом ни годы, ни другие увлечения не могли ее стереть.
Это было дуновение ветра, стремительное движение, навсегда застывшее в фотографической судороге памяти. И много лет спустя, закрыв глаза, он мог наблюдать, как длинноногая девочка с развевающимися огненными волосами сбегает вниз по высокой лестнице на фоне освещенной солнцем ослепительно-белой стены дома.
Дом этот, без сомнения, был Калужским Дворцом пионеров, где Исай занимался гитарой, а Валя пела в хоре. Он ее встречал три раза в неделю. Вначале это была просто Валя… Нет, пожалуй, просто Валей она не была никогда. Слишком яркую она имела внешность, слишком открыто и смело держалась в любом обществе. Узнать ее имя не составило никакого труда. На Исин вопрос его товарищи ответили ему приблизительно так: «Да ты что? Это же Валька! Ее все знают».
Валю, действительно, знали все без исключения – и педагоги, и ребята. Она всегда оказывалась в центре любой компании, а если точнее, то компании образовывались вокруг нее. Девочки инстинктивно тянулись к ней и подражали ей. Мальчики же, из тех, что постарше да посмелей, боролись за ее внимание. Разумеется, за право ее проводить до дома шло нешуточное соперничество. Валя была со всеми мила, разговаривала доброжелательно, но в то же время чуть свысока. Провожать себя и нести свою сумку она позволяла, но по дороге смеялась и часто подтрунивала над ухажером. Этот особый тон распространялся на всех мальчишек без исключения, многие уже испытали его на себе и какое-то время потом ходили насупленные, глядя исподлобья, как кто-то другой несет ее сумку. Однако количество желающих от этого не убывало. На этой почве случались и ссоры, и драки. Исай все это наблюдал на протяжение учебного года, удивляясь поведению мальчишек и девчонок-подражательниц. Получалось, он был одним из немногих, на кого Валины чары не действовали чересчур губительно.
Как-то раз, уже в последних числах мая, он сидел в классе и старательно повторял особенно сложный музыкальный пассаж. Поначалу гитара не хотела подчиняться ему, но вдруг он почувствовал, как пальцы сами собой встают на нужные лады, и мелодия не просто получается, а получается очень даже недурно. Это вдохновило мальчика, и он стал снова и снова проигрывать наиболее сложные места, пока вдруг не начал импровизировать. Он и сам не заметил, как мелодия, изложенная в нотах, осталась позади, и он уже играл что-то свое, только что им сочиненное. Щеки его пылали, и в голове стучал пульс, отбивая ритм четыре четверти –
И вдруг он затылком почувствовал, что за его спиной что-то происходит: то ли воздух у его головы сгустился, то ли он услышал звук приоткрываемой двери, или же громче зазвучали голоса в коридоре. Так или иначе, он обернулся и увидел, что через приоткрытую дверь на него смотрит Валя. Она поймала его взгляд и улыбнулась, но тут же нарочито захохотала над чем-то, сказанным в тот момент ее подругой.
Сердце Исая продолжало колотиться – и от музыки, которую он только что играл, и от ее внимания. Позже он так и не смог воспроизвести эту мелодию, однако, стоило ему лишь представить Валины взгляд и улыбку, как испытанное в тот момент возбуждение вновь возвращалось к нему, заливая краской лицо и заставляя сердце биться в ускоренном темпе.
Этот особый темп и впоследствии вызывал в нем всплеск музыкальных эмоций; в такие минуты оставалось только брать гитару и воспроизводить звучавшую в нем музыку.
К маю солнце раскочегарилось и принялось согревать воздух и землю. Яркие лучи с самого утра ползли по классу и к обеду добирались до классной доски. Близость лета терзала душу. Солнце звало за собой, не давая сосредоточиться на написании последней в этом полугодии контрольной. Вообще, сидение за партой оправдывалось лишь тем, что это было в последний раз перед долгими летними каникулами.
На перемене Володя спросил Исая, что с ним случилось, и в каких облаках он витает.
– Знаешь, Вовка, мне кажется, я могу сочинять музыку.
– Здорово! Помнишь, мы хотели с тобой ансамбль создать, ну, или дуэт. Может, пришло время?
– Было бы хорошо, – задумчиво ответил Исай. Он вдруг представил себе, как они с Володей будут выступать на каком-нибудь концерте во Дворце пионеров или в городском парке, а среди зрителей непременно будет Валя.
– Все равно не понимаю, чего ты такой кислый? – не унимался Володя, видя замедленную реакцию друга.
– Да нет, я не кислый. Просто задумался. И вообще, не знаю… что-то мне неохота уходить на каникулы.
– Да ты что? Спятил, что ли? – удивился Володя. – Что может быть лучше каникул?!
Исаю пришлось согласиться, что каникулы – да, это здорово, но все-таки он будет скучать по урокам музыки. Он пока не был готов раскрыть другу истинные причины, по которым приближение каникул не радовало его. Да и причина, на самом-то деле, была одна – в течение трех месяцев он не увидит Валю.
– Да зачем тебе этот кружок? Ты же сам сказал, что научился музыку сочинять. Зато представь – у нас будет время репетировать. У меня, кстати, есть идеи насчет репертуара. Вечером завалимся к Сурину и сам все поймешь.
Несмотря на многообещающий май, лето выдалось на редкость холодное и дождливое, и оттого многие дворовые и пляжные забавы свелись на нет. Бумажные змеи отсыревали на чердаке, велосипеды скучали в сараях, а ножички и рогатки были заброшены вообще неизвестно куда. Можно было подумать, что в этом году лето обиделось на Исая, точнее, на его анти-каникулярное настроение, а может, оно решило устроить ему более плавный переход от беспечного детства к тому, что для него готовила взрослая жизнь.