Девятнадцать лет спустя...

Knitchick

"Беременная? Четыре месяца?"

— О… нет, я… я этого не знала, — Гермиона все еще пыталась обработать информацию, которую только что раскрыла дочь, но после первоначального шока и боли от того, что роман длился намного дольше, чем она думала, она рассудила, что Рон всегда хотел больше детей; поэтому она была довольна… ну, вроде как… что его желание исполнится.

— Мама, что, если он будет любить этого новорожденного больше, чем нас, особенно теперь, когда у него будет новая семья. У него больше не останется на нас времени, — заплакала Роуз. И Гермиона взяла обезумевшую девочку на руки и инстинктивно начала укачивать ее

и гладить по волосам так, как всегда успокаивала в детстве. Может, Роуз и было почти четырнадцать, но случались времена, когда она все еще нуждалась в маминых объятиях.

— Дорогая, твой отец никогда не будет любить ни одного ребенка больше, чем тебя, ты его любимая девочка и всегда будешь такой, и это не изменится, сколько бы у них ни было детей. Сердце — удивительная вещь; оно никогда не бывает слишком переполнено. Это не значит, что есть только часть любви, которую он может раздать до того, как она будет израсходована. На самом деле это работает совсем наоборот: чем больше людей ты любишь, тем больше становится твое сердце. Сердце твоего отца на самом деле стало больше теперь, когда в нем есть Мэнди и ее нерожденный ребенок, но они никогда не заменят ту любовь, которую он уже испытывает к тебе и Хьюго. Понятно?

Гермиона увидела, что дочь перестала плакать и теперь слушала ее с задумчивым выражением на лице. Она увидела, как Люциус спускается по лестнице с озабоченным видом, но улыбнулась ему и махнула рукой в сторону кухни, показывая, что будет там через пять минут. Он понимающе кивнул и повернулся, чтобы уйти, но не раньше, чем Роуз повернулась и заметила, что он стоит там.

— Счастливого Рождества, мистер… Люциус, — нервно обратилась Роуз к Люциусу, но ее попытка быть искренней была так очевидна, что это удивило обоих взрослых.

— Счастливого Рождества, Роуз. Извините, я не хотел вас прерывать. На самом деле я как раз собирался уходить, — он начал поворачиваться, но следующие слова девочки остановили его.

— Я бы хотела, чтобы вы остались и провели Рождество с нами, — добавила она несколько застенчиво, посмотрев на свою мать. — Я знаю, что мама была бы очень рада видеть вас здесь… и она… она заслуживает того, чтобы быть счастливой, — произнесла Роуз, бросив на мать извиняющийся взгляд, полный слез.

Гермиона крепко обняла ее, несмотря на поток слез, вызванный этим жестом дочки.

— Спасибо, дорогая, это значит для меня больше, чем ты можешь себе представить. Похоже, моя маленькая девочка действительно взрослеет, — добавила Гермиона, целуя свою дочь.

— Эй… почему все плачут? Что случилось? Мама, Рози, ты ранена? — с тревогой спросил Хьюго, входя в комнату. Он устал ждать всех и решил начать действовать… В конце концов, нужно было открывать подарки, так почему же все до сих пор валяют дурака?

— Нет, Хьюго, — терпеливо ответил удивленный Люциус, — просто у твоей мамы с сестрой очень эмоциональный разговор, но они обе в порядке. Что скажешь, если мы пока посмотрим, на скольких подарках написано твое имя?

Люциус вывел мальчика из комнаты, чтобы оставить Гермиону и Роуз на несколько минут наедине. Мерлин, она действительно любила этого мужчину. Гермиона почувствовала, как внутри поднимается какая-то волна любви к Люциусу, и, удовлетворенно вздохнув, повернулась к дочери.

— Теперь ты в порядке, милая? — спросила Гермиона, поняв, что дочь выглядит более расслабленной и счастливой, чем раньше.

—

Да, мам, спасибо. Наверное, я просто снова накрутила себя, — робко добавила она.

— Итак, если не возражаешь, я спрошу, отчего ты вдруг изменила отношение к Люциусу? — с любопытством спросила Гермиона у дочери.

— Ну, — начала она, — странно было видеть папу и Мэнди такими счастливыми. Это окончательно убедило меня, что вам, ребята, действительно лучше с другими людьми. Я никогда не видел вас обоих такими счастливыми… просто не друг с другом. Я подумала, что это не очень справедливо, что у папы есть кто-то и он счастлив, а ты одинока, — она извиняюще посмотрела на мать.

— Прости, что я была такой несносной, мам. Он действительно не так уж плох, и очевидно, что любит тебя, а ты любишь его, — Роуз встала, чтобы направиться в гостиную, но обернулась и добавила прощальный укол матери. — Просто… в будущем, проверь, пожалуйста, кухню, чтобы убедиться, что она пуста, прежде чем вы… хм… начнете заниматься, чем попало, — когда до Гермионы дошел смысл слов дочери, румянец матери превзошел только румянец щек самой Роуз.

"Ох же черт!" — она застонала, обхватив голову руками.

* * *

Остальная часть отпуска прошла относительно спокойно, если не считать двух посещений госпиталя Святого Мунго. Один раз со сломанной рукой Хьюго, а второй с его же сломанным запястьем, которое он заработал, пытаясь научиться летать на новой метле, подареной Люциусом на Рождество. После второго визита, к огромному неудовольствию Хьюго, Гермиона заперла метлу до летних каникул.

Роуз провела большую часть каникул с матерью, читая новые книги, которые она получила от Люциуса, и просматривая фильмы. Она до сих пор обожала "Принцессу-Невесту" и отдельные серии "Монти Пайтона", но не очень интересовалась фильмами типа "Терминатор" или "Чужой". Хьюго, конечно, демонстрировал полную противоположность во вкусах, но Роуз понимала, что о них не спорят.

Когда пришло время садиться на поезд обратно в Хогвартс, Люциус даже проводил их до станции, и Гермиона была приятно удивлена, когда Хьюго обнял Люциуса на прощание сразу после того, как обнял ее. Роуз не полезла обниматься, но улыбнулась и сказала, что увидится с ним в июне. В целом, это были отличные каникулы, учитывая все обстоятельства, подумала Гермиона, прижимаясь к Люциусу, чтобы посмотреть, как отправляется поезд.

Она услышала бегущие шаги и, обернувшись, увидела обезумевшего Гарри, бегущего по платформе с Лили на спине, за которым следовали Альбус и Джеймс. Гермиона улыбнулась, заметив, какими растрепанными выглядели все они, и ей стало интересно, жалеет ли Гарри теперь, что позволил няне Уотсон на прошлой неделе взять отпуск.

Поспешно посадив мальчиков в поезд, он заметил удивленных Гермиону и Люциуса, стоящих в нескольких футах от него, и направился к ним с самоуничижительным смешком.

— Да, да… ни слова от вас, мисс пунктуальность, мы успели, и это все, что имеет значение, — весело сказал он, наклоняясь, чтобы чмокнуть Гермиону в щеку.

Гарри, Гермиона, Люциус и Лили помахали мальчикам, которые добрались до купе Роуз и Хьюго как раз в тот момент, когда поезд тронулся. Те помахали в ответ, счастливые, что возвращаются в Хогвартс. Наблюдая за ними, Гермиона почувствовала ту же боль, что и в сентябре, и по выражению лиц Гарри и Лили поняла, что они чувствуют то же самое.