Дезире
Шрифт:
Я помещу их в комнату м-м Ля-Флотт, Марселина ляжет в моем будуаре, а что касается м-м Ля-Флотт, то она будет спать в алькове, где спит Иветт. А вот куда мне девать Иветт…
Гортенс села в свою коляску. Толпа провожала ее криками: «Да здравствует император!»
Затем толпа вновь сомкнулась и ожидала.
Я не была одинока в моем ожидании. Вместе со мной вся улица ожидала Жана-Батиста!
Глава 47
Апрель 1814
Тридцать первого марта войска союзных держав вошли в Париж. Казаки гарцевали
Первого апреля было создано Управление страной, которое должно было работать под контролем союзников. Во главе Управления — Талейран. Царь остановился в его доме. Талейран дал в честь царя праздник, где присутствовали все аристократические фамилии Франции, возвращенные Наполеоном из эмиграции. Шампанское лилось рекой. Царь приказал обеспечить страну мукой и мясом.
Наполеон находится в Фонтенбло с пятитысячной гвардией. Коляска Коленкура все время курсирует между Парижем и Фонтенбло. Коленкур ведет переговоры с союзниками от имени императора. Союзники выдвинули Талейрана на пост президента нового французского государства.
Но ведь этот вопрос должны были решать сами французы…
Четвертого апреля Наполеон подписал акт отречения следующего содержания: «Союзное командование заявило, что император Наполеон является единственным препятствием установлению мира в Европе. Император Наполеон, верный своей клятве, данной им при вступлении на трон, заявляет, что он готов отказаться от трона, покинуть Францию и даже расстаться с жизнью для блага Родины, сохранив, однако, права своего сына под регентством императрицы для продолжения монархии. Подписано во дворце Фонтенбло 4 апреля 1814 г.».
Два дня спустя Сенат объявил, что не может быть и речи о сохранении монархии Бонапартов и признании Наполеона II. Во всех окнах вдруг появились белые флаги Бурбонов. «Монитор» пишет, что только восстановление Бурбонов может гарантировать прочный мир.
Трехцветных розеток в петлицах не видно, везде — белые розетки. Члены семьи Бонапартов вместе с императрицей уехали из Рамбуйе в Блуа. Императрица кинулась в объятия своего отца и просила его укрыть ее и сына. Ее сына, не сына Наполеона, а только ее сына… Император Австрии называет маленького короля Римского Франсуа. Наполеон ему не нравится…
Из Блуа Жозеф прислал несколько писем Жюли. Их приносили крестьянские дети, которые беспрепятственно бродят по всей стране. Жозеф пишет, чтобы Жюли ocтавалась у меня до тех пор, пока союзники не решат, судьбу императорской семьи и всех их поместий.
Первого апреля Жюли попросила у меня денег для выплаты жалования своей гувернантке.
— У меня нет ни одного су, — сказала мне она. — Жозеф увез в железном сундучке все наши деньги и все мои драгоценности.
Конечно, я сказала моему управляющему Пьеру, чтобы он уплатил гувернантке. Мариус хотел занять у меня денег. Я отослала его к Пьеру.
Марселина, взяв
Утром 11 апреля Мари подошла к моему изголовью, поставила на ночной столик чашку с черной жидкостью — некое подобие кофе, который имел ужасный вкус, рядом положила совершенно серую булочку и сказала:
— Тебе нужно переговорить с Пьером. У тебя совершенно нет денег.
Я нашла Пьера сидящим за рабочим столом. Его деревянная нога была прислонена к стене в углу. Он редко надевает протез. Рана заживает трудно, постоянно воспалена.
На столе перед Пьером стоял наш сундучок, где раньше хранились деньги. Он был совершенно пуст.
Я села к столу, и Пьер протянул мне листок, испещренный цифрами.
— Я записал все наши расходы с 1 апреля. Это огромная сумма. У нас нет больше денег и нет запасов, повару нечего приготовить сегодня на обед вашим гостям, Ваше высочество. Может быть Ваше высочество рассчитывает на присылку денег из Швеции?
Я пожала плечами.
— Может быть, наследный принц мог бы…
— Вы же знаете, что я не представляю, где он сейчас.
— Я мог бы занять под вексель для Вашего высочества какую угодно сумму. Вы знаете, что сейчас Его высочество может располагать огромными суммами. Только не знаю, захотите ли вы подписать вексель.
— Я не могу делать займы у ростовщиков, тем более в качестве наследной принцессы Швеции. Это может произвести очень дурное впечатление и совершенно не во вкусе моего мужа. Нет, это невозможно.
Вошла Мари.
— Ты можешь продать или заложить несколько серебряных блюд. — И Пьеру: — Нужно надевать протез, иначе ты никогда не привыкнешь к нему. Ну, Эжени?
— Да, Мари. Это, конечно, выход из положения, но и это невозможно. На блюдах везде монограммы «Ж. Б» и герб Понте-Корво, а на большом блюде для жаркого даже монограмма с короной наследного принца Швеции. В Париже сразу станет известно, что мы без денег. Это может уронить престиж Швеции.
— Я могу заложить что-нибудь из драгоценностей Вашего высочества, и никто не узнает, — предложил Пьер.
— А вдруг мне придется принимать кого-нибудь из наших августейших друзей, царя, например, или австрийского императора, ведь я принцесса Швеции. И я останусь без драгоценностей… Кроме того, я боюсь, что камни могут подменить.
— Тогда попроси у Жюли что-нибудь из ее драгоценностей, — вмешалась Мари.
— Мари, ты же знаешь, что Жозеф увез все драгоценности Жюли, — сказала я, вздыхая.
— Как же ты думаешь кормить весь народ, который ты приютила под своей кровлей?
Я смотрела на пустой сундучок.
— Дайте мне подумать! Дайте мне подумать!
Они дали мне подумать. Воцарилось молчание.
— Мари, во времена папы дом Клари имел лавку в Париже, правда?
— Конечно. Магазин существует и сейчас. Каждый раз, как м-сье Этьен приезжает в Париж, он там бывает. Разве он тебе не рассказывал?