Дезире
Шрифт:
— Но что с тобой, Дезире? Ты больна?
— Я думала, что ты мне сейчас скажешь о разводе, — проговорила я, всхлипывая, и откинула одеяло. — Я быстро оденусь, и мы поедем еще раз по улицам Парижа вместе в коляске, вместе, Жан-Батист, правда, вместе?
Коляска катилась вдоль Сены. Верх был откинут. Я положила голову на плечо Жана-Батиста и почувствовала его руку на своей талии.
Еще не совсем рассвело, и огни фонарей танцевали в воде Сены. Жан-Батист приказал кучеру остановиться, и мы пошли на «наш
— Всегда так, — сказала я грустно. — Я всегда ставлю тебя в неловкое положение. Сначала в гостиной м-м Тальен, потом в гостиной королевы Швеции. Прости меня, Жан-Батист!
— О, это безразлично! Я только очень беспокоюсь о тебе. Я хотел бы знать, как ты представляешь свое будущее, Дезире.
Я бормотала что-то неразборчивое, но потом взяла себя в руки, и слова нашлись:
— Если ты считаешь, что для тебя будет лучше, если ты разведешься со мной и женишься на принцессе, если это будет лучше и для Оскара — по своему усмотрению. Я ставлю одно условие.
— Какое?
— Чтобы я осталась твоей любовницей, Жан-Батист!
— Невозможно. Я не могу ввести при шведском дворе режим адюльтера. Кроме того, мне противно иметь любовниц. Придется тебе остаться моей женой.
Наша Сена струилась у ног с тихим шепотом. Это было так похоже на музыку очень отдаленного вальца.
— Даже если случится самое худшее? Даже если ты станешь королем Швеции?
— Да, моя любимая, даже если я стану королем.
Медленно мы возвращались к коляске.
— Не согласишься ли ты сделать мне одолжение и прекратить самой торговать шелком? — заметил он.
Мы остановились возле Нотр-Дам. Жан-Батист на минуту прикрыл глаза, как бы для того, чтобы навсегда запечатлеть в памяти стройные формы этого здания. Потом он открыл глаза и повторил свою просьбу.
— Я поручила Пьеру следить за регулярным получением моей доли прибыли дома Клари, — сказала я. — Пьер будет моим мажордомом, Мариус Клари будет маршалом моего двора, а Марселина — фрейлиной.
— Ты довольна графом Розеном?
— Поведением — да, но не деловыми качествами.
— Что ты хочешь сказать?
— Подумай, граф не умеет даже завернуть пакет и завязать его бечевкой. Я попросила его помочь мне однажды за прилавком, и он…
— Дезире, не хочешь же ты сделать из лейтенанта шведских драгун торговца?
— Нельзя ли прислать мне вместо Розена кого-нибудь, кто не родился с графской короной на голове? Неужели при шведском дворе совсем нет выскочек?
— Там только один выскочка — Бернадотт, — сказал Жан-Батист, смеясь.
Потом мы еще поехали в Соо, где был наш первый дом. Тот дом, который Бернадотт, верный своему слову, купил для меня и ребенка…
— Этот путь я проделывал дважды в день, когда был военным министром, — сказал Жан-Батист. —
— Не сейчас. — Его эполеты царапали мне щеку. — Грядущие годы будут для тебя достаточно трудными. Я не хочу делать твою жизнь еще более сложной. Ты же знаешь, что я не подхожу к шведскому двору!
Он внимательно посмотрел на меня.
— Ты хочешь сказать, что никогда не привыкнешь к шведскому двору, Дезире?
— Когда я приеду, я сама введу этикет своего двора, — сказала я задумчиво. — Посмотри, вот наш дом. На первом этаже Оскар появился на свет.
— Подумай, Оскар уже вынужден бриться. Он бреется два раза в неделю, — с улыбкой сказал Жан-Батист.
Во время возвращения мы так тесно прижались друг к другу, что нам было не до разговоров. Только на улице Анжу Жан-Батист спросил:
— У тебя нет других мотивов, чтобы оставаться в Париже? Правда?
— Да, Жан-Батист. Здесь я нужна, там — я мешаю. И я должна помочь Жюли…
— Я победил Наполеона под Лейпцигом и все-таки не могу избавиться от этих Бонапартов!
— Дело не в них. Разговор идет о Клари, прошу тебя, не забывай этого.
Экипаж остановился. Мы вошли в подъезд, взявшись за руки. Часовые смотрели на нас…
— Что бы ты ни прочла в газетах из этой светской болтовни, не верь, прошу тебя, не верь, понимаешь? — сказал Жан-Батист и поднес мою руку к своим губам.
— Жаль! А мне так бы хотелось быть твоей любовницей!.. Ах!..
Жан-Батист укусил меня за палец. А часовые смотрели на нас…
Глава 48
Париж, воскресенье, Троицын день 1814. Поздно вечером
Я всегда ненавидела визиты соболезнования. Особенно это было неприятно в сияющее воскресное утро Троицына дня.
Вчера вечером одна из бывших фрейлин из Мальмезона, вся в слезах, сообщила мне, что Жозефина умерла в субботу. Она жестоко простудилась несколько дней назад, гуляя поздно вечером в парке Мальмезона с русским царем. На ней был слишком легкий шарф.
Я знаю эти шарфы, они слишком тонки для вечерних прогулок в мае, Жозефина. Лиловый, правда? Немного меланхоличный и так идущий к вашему белому личику!..
Гортенс и Эжен Богарнэ жили у матери. Фрейлина передала мне письмо: «Пришлите мне детей, мое единственное утешение», — писала Гортенс со многими знаками восклицания.
Таким образом, сегодня утром я отправилась в Мальмезон с Жюли и двумя сыновьями бывшей королевы Голландии.
— А может быть, она не умерла? Может быть, она притворилась мертвой, чтобы союзники поверили, а она хочет последовать за императором на остров Эльбу? — задумчиво спросил Шарль-Наполеон.
Нас встретила Гортенс, в глубоком трауре, с покрасневшим от слез носом.