Диалоги о ксенофилии

Ровная Мария Зиновьевна

В первой же придорожной гостинице Ильегорский снял с мальчика ошейник. А вечером, уже в Эрмедоре, узнал о скоропостижной смерти виконта Нодредского.

Он вызвал к себе Антонио. Мальчишка успел отмыться и переодеться, голову держал высоко; теперь его вид не оставлял никаких сомнений в знатности его рода.

– Печальная весть дошла до меня, сын мой, – начал Ильегорский, в упор глядя на юного графа и одновременно стараясь прозондировать его сознание. Юный граф ответил на эту попытку таким хлёстким и мощным блоком, что у Ильегорского зазвенело в голове. –

Минувшей ночью мессир Хесус Пателло скончался от удара. А бесценный ракурай, висевший над изголовьем его ложа, непостижимым образом исчез.

– Я скорблю, – безучастно отозвался Ванор.

– И это всё, что Вы мне скажете? – подождав, спросил Ильегорский. – Я не буду строить предположений, что Маргрин Ванор, еретик и колдун, успел обучить Вас чанджийскому искусству боя до его высшего уровня – умения убивать взглядом. Пусть виконт умер своей смертью. Но меч, принадлежавший некогда Вашему отцу…

Мальчик не отвечал.

– Красть грешно, сын мой, – Ильегорский шагнул к нему.

Ванор молниеносно отпрыгнул к стене, дёрнув крючки своего широкого кожаного пояса. Пояс отлетел в сторону. Из-под него, свистнув, чёрной молнией взвился огибавший талию клинок тёмного слоистого металла с параболическим лезвием. Плоский костяной эфес с углублениями для пальцев врос в руку подростка. Не сводя глаз с Ильегорского, Ванор скользил к двери.

– Видит Бог, я не хочу причинить Вам зло, святой отец, – проговорил он, с трудом проталкивая слова через искалеченную гортань.

Магистр ответил на его беспощадный взгляд спокойной улыбкой.

– И я желаю Вам добра, сын мой.

– Тогда позвольте мне уйти. Пока я жив, меч рода будет в моих руках, и я ни на миг не задумаюсь, пустить ли его в дело.

– Великолепно! – Ильегорский рассмеялся, по-прежнему предусмотрительно не двигаясь с места. – А владеете ли Вы крэйсом? Эстром? Иглой? Посохом? Сумеете ли противостоять врагу, будучи безоружным? Вам ещё многому предстоит научиться, граф. Ваше бесстрашие похвально, и самомнение Ваше простительно.

Он быстро подошёл к мальчику, положил ладонь ему на плечо. Тот поднял на магистра потемневшие глаза с расширенными зрачками. Сейчас разревётся, подумал Ильегорский. На секунду прижал его к себе.

– Но я уверен: рано или поздно Вы превзойдёте меня во всём. Я уверен: меч Ваноров Альтренских будет лучшим клинком Ордена. Я уверен: Вы станете моим преемником.

_ _ _

– Ложись! – выпалила Юко и шлёпнулась в вязкую желто-бурую жижу.

Анна издала стон безысходного отчаянья. Вадим дёрнул её за руку, и жижа, чавкнув, сомкнулась над ними.

Вверху затрещало. Анна смахнула со шлема какую-то болотную тварь, включила инфракрасные очки. Сквозь слой грязи, нагревшейся за день, проступили размытые шестикрылые силуэты. Треща крыльями, зуглюки беспорядочно мотались над болотом: охотились. Они были не очень опасны – неуклюжие, шумные, – но клейкий секрет, которым зуглюки выстреливали в жертву, моментально твердел на скафандре, прилипал намертво и неимоверно вонял. Три скафандра

эти ублюдки уже испортили безнадёжно.

– И шестикрылый серафим на перепутье мне явился, – по-русски сказала Юко.

– Угу, – отозвался Вадим. – Он вырвал грешный мой язык и лучше выдумать не мог. Эмпат, а эмпат, долго ещё?

– Откуда я знаю? – обиделась Юко. – У них мозг с булавочную головку; могу я их лоцировать сквозь скафандр и болото? Наедятся и улетят.

– Я, наверное, теперь за год не отмоюсь, – заныла Анна.

Вадим прыснул.

– Что такое? – спросила Юко.

– Пошли мы вчера в рейд с Фанни и Атшери Таем. Фанни кричит: «Зуглюки! Падаем!» – а Тай в ответ этак с претензией: «В гр-р-р-рязь?!»

– Коннект-партнёры, – хихикнула Юко. – Похожи друг на друга и привычками, и вкусами…

– И внешностью, – подначил Вадим.

– Да! – гордо заявила Анна. – Мы обе толстые и зелёные!

– Улетают, – сказала Юко.

Стоя по бёдра в воде, они поснимали друг с друга розовато-белёсые членистые водоросли и квадров, похожих на мохнатых гусениц, сросшихся попарно серединками.

– Этого не выбрасывайте, – Анна отняла у Вадима одного квадра.

– У Вас же их уже больше десятка.

– Такого нет. У этого по две пупочки в сочленениях, а пупочки, скорее всего, являются таксономически значимым признаком. А может, антропогенная мутация?… А-а, вот и мандибулы диафрагмально-створчатые… – сосредоточенно бубнила она.

– Братец ты наш меньший, – проникновенно сказал Вадим. – Диафрагмально-мандибульный.

Он двинулся через болото. Юко пристроилась в створе, в волне, создаваемой Вадимом. Анна плелась в арьергарде, наборматывала лабораторному киберу координаты и время поимки меньшого братца – для этикетки в коллекцию – и высматривала интересные экземпляры. На Гирее-два, как на любой живой планете, ей было интересно всё.

– Ещё немного, – утешал Вадим. – Найдём пяток конкреций, отберём с полсотни проб грунта – и домой.

Из болота, подняв тяжкие брызги, выметнулось раздвоенное щупальце. Все трое выставили вперёд ладони. Юко, зажмурясь от напряжения, передавала образ огня истрах; Вадим и Анна по мере сил помогали. Щупальце, словно обжёгшись, отпрянуло и втянулось в грязь.

– Всё, – решила Анна. – Отныне летаю только на кислородные планеты.

– Не согласен, – быстро сказал Вадим. – Вы опять набьёте мою каюту какими-то глазастыми шевелящимися кустами.

– А куда мне было их девать? – удивилась Анна.

– К себе.

– У меня и так жили пиристы и серпозубы.

– К Таю или к Дарье.

– У Тай были мышевидные блонты, а у Дашки – лентокрылы и капайи.

– Кроме того, на «Ийелоре» были виварий и оранжерея.

– Дим, милый, там же всё было занято!

– Энн, – сказала Юко, – вообразите: Вы на кислородной планете. Без скафандра. Налетают зуглюки, Вы падаете в болото, и квадр ползёт по вашей незащищённой шее.

– Н-да, – скисла Анна. – Убедительно. Я уже не хочу на кислородную планету. Дожить до ванны – вот все мои мечты.