Диалоги о ксенофилии
Шрифт:
– Радость, дивной искрой Божьей ты слетаешь к нам с небес, – ныла Анна, искусно превращая Девятую симфонию в аналог «Лучинушки».
– Не маячь, – неслышно сказало Тай.
Анна остановилась подле коннект-партнёра, положила ему на плечо сплетённые пальцами руки. Он накрыл их шершавой ладонью. От него жарко пахло полынью и серпентарием.
– У-у, незворушна істота, – проворчала Анна.
Тай ответило на одном из незнакомых ей сегеджианских диалектов. Она поняла только вибрирующее «гоонрру» – «голая», «лишённая чешуи», «мягкая», «беззащитная». Анна сморщила нос, откачнулась от джаргиша и свернулась в кресле, поставленном в углу рубки специально для особо
Пора! Мгновенно – будто сдёрнули одеяло и в душу хлынули свет и свежий холодный воздух – она ощутила: свобода. Пора.
Тай встрепенулось одновременно с ней. Капитан протянул ладонь, принял у них обереги: нефритовый крестик Анны и титановый перстень с печатью рода Атшери.
– Вайдзи-ланг-сэй12, – хором пожелали капитан, штурман и навигатор.
Тай, пятясь в люк своей капсулы, пророкотало:
– Извините, долженствую покинуть ненадолго достойное собрание.
Анна сделала Вадиму ручкой. Схлопнулась диафрагма люка. Женщина встала в углубления в полу, взялась за рычаги в нишах, принявшие форму её пальцев, зажмурилась: стены и потолок быстро надвинулись и облепили её. Ох, мерзкий момент… Исчезла тяжесть. Несколько секунд Анна наслаждалась невесомостью в коконе, коловшем её электрическими иглами: корабль подключался к её точкам. А затем исчезло всё: и кокон, и темнота, и невесомость, и тело. Анна – свободный разум – осталась один на один со спэйсом, в воронках полей, в пляске сгустков вещества, в виртуальной ряби, в переплетении каналов низкой плотности, среди холмов пылевых облаков – в бесконечном пространственном лабиринте, в живой клетке Вселенной.
Нет, она была не одна: с нею и в ней, сливаясь с сознанием Анны, таким же взрывом радости встречала пространство её коннект-партнёр. Как всегда, Тай не мешала, не тянула корабль на выбранную ею траекторию, не переминалась на месте в нерешительности, не терзалась сомнениями, не рвалась очертя голову напролом; как всегда, Тай видела ту же траекторию, что и Анна, и была надёжна, упрямо бесстрашна, спокойна и весела.
Они подёргали корабль. «Веспер» был лёгок, гораздо легче «Ийелора», хотя и не так идеально послушен. Анна сделала усилие – и пространство рванулось ей навстречу. Если бы кормчий в лид-капсуле мог издавать звуки, у женщины сейчас вырвался бы ликующий визг.
Они свернули корабль к ближайшему разрежённому каналу, разогнались в нём – быстрее, быстрее, быстрее! – ухнули «Веспер» в син-ро и, всем существом своим удерживая и направляя корабль, – сейчас, вдвоём, это было легко, как дышать, – становясь кораблём, не различая уже, где «Веспер», где Анна, где Тай, помчались за стремительно улетающей звездой Грумбриджа.
Вероятно, на Земле всегда рождались люди, обладавшие этой редчайшей и, в общем-то, не нужной человеку способностью. Рождались, жили и умирали, терзаясь мучительно прекрасными снами о полёте среди звёзд, ностальгией неведомо о чём – не осуществившись, не узнав и не реализовав своего дара и предназначения. Только когда человечество вышло за пределы астросферы, – тогда обнаружилось, что даже самые мощные компьютерные системы не способны проложить курс в непрерывно меняющемся мире, учесть мириады возмущений, найти путь обратно к Солнцу, что корабль неизбежно заблудится в хаосе звёзд, туманностей, облаков, гравитационных ловушек, если его не поведёт человек, умеющий ориентироваться в этом мире, как эвенк умеет ориентироваться в тайге.
Их назвали кормчими, или спэйсгайдами, или – на языке Хэйн-Дианнона – юэнсинами, что означает «истинный путь», или «путь истины», или «путь Вселенной».
Чаще всего
Анна вывалилась из капсулы, сделала глубокий вдох, с болью расправляя спавшиеся лёгкие. Сквозь пляску звёздных лучей смутно проступали контуры рубки. Мучительно хотелось пить, как всегда после син-ро.
Кто-то сунул ей в руки холодный стакан, провёл ладонью у неё перед глазами.
– Я вижу, – успокоила она кого-то, не узнавая собственного голоса. – Где Тай?
После грейпфрутового сока в голове слегка прояснилось. В противоположном углу рубки Фанни отпаивала смущающуюся Тай, заслонив её собою. Ещё стаканчик…
– Спасибо, Дим.
– Как Вы себя чувствуете? – спросил Эйнар.
Она откинула голову, упёршись затылком в стену, и улыбнулась. Эйнар кивнул. Это выражение экстатически-отрешённого вдохновенного блаженства он видел у всех своих спэйсгайдов после перехода. Спэйс-наркоманы. Откачнулась от стены… Эйнар подхватил её. Но Анна стояла твёрдо; поддержка превратилась в объятие.
– Успею я выспаться? – спросила она, отводя его руку, как ветку.
– Вы с Тай вывели «Веспер» впритирку к астросфере, – почтительно доложил штурман.
– Спите спокойно, – сказал Эйнар. – Всё остальное может и подождать.
Ориентируясь не столько вестибулярно и зрительно, сколько по мышечной памяти, Анна нашла свою тахту, растеклась по ней и рухнула в бездонный сон.
В активационной мембране она была более, чем нагой. Тончайшая чёрная оболочка подчёркивала льющиеся правильными дугами линии её тела, напомнившего Эйнару статую якшини в Кхаджурахо. Она улыбалась во сне. На выступающих скулах розовел чуть заметный румянец. Эйнар долго смотрел на неё, трогал волосы, тёмно-пепельные, как шерсть дымчатого котёнка. Потом разорвал мембрану от шеи вниз.
Плёнка опадала невесомыми клочьями с медленно гаснущими зелёными искрами. Анна глубоко вздохнула и раскинулась во сне. Эйнар обнял её, расслабленную, горячую, не боясь разбудить: после син-ро сон спэйсгайда крепок. Эйнар мог делать с ней всё, что хотел. Он не торопясь ласкал её, забираясь в самые тайные, самые недоступные уголки её тела, погружаясь в его нежные глубины, ловя на её губах едва слышные вздохи, отдыхал, умиротворённо целуя её, и с новыми силами отправлялся в путь – добывать наслаждение из её покорной плоти.
Он не сразу заметил, что она проснулась. Ему вдруг стало неуютно; Эйнар поёжился, поднял голову – и встретил недоуменный взгляд женщины.
– О-о, я разбудил Вас, простите, – он поднёс к губам её пальцы.
– Другой вины Вы за собой не чувствуете? – холодно, но без особого гнева осведомилась она.
– Нет, – улыбнулся Эйнар, ободрённый её спокойной реакцией. – Можно ли ставить в вину преклонение перед красотой?
Она поморщилась, точно услышала фальшивый аккорд. Потом встала и извлекла из-за дисплея припрятанные тонкие сигареты из хэйнского сыбхи. Курить на корабле, мягко говоря, не принято. Но Эйнар в такой ситуации не смел даже выразить недовольство – и видел, что Анна отлично это понимает.