Дигридское золото
Шрифт:
Кроме того, длинный коридор со множеством дверей напоминал мне тюрьму города Анулейн, а не родовое поместье. И пока даже мысль о счастье здесь казалась неуместной. Я пообещала себе, что как только болезнь отступит, то распоряжусь, чтобы несколько стен снесли и обустроили парочку гостиных. Но для начала комнаты нужно хотя бы очистить. Кабинет отца не считаю – с ним разобралась, как только приехала сюда. Я перетащила в котельную его коллекцию газет и почитаемые отцом как семейную реликвию тридцать томов невнятного жизнеописания деда моего прадеда Ибхе. И к тому же избавилась от мерзких старых шкафов, покрытых
Бавва не меньше меня хотела избавиться от хлама, поэтому взяла руководство над слугами в свои руки. Мужчины и женщины, большинство которых я всё ещё не знала по имени, скидывали в огонь всё, что нельзя было применить в хозяйстве. Вечером решила посидеть у этого костра. Закутавшись в шерстяное покрывало, устроилась на поваленном дереве и наблюдала за пиром огня.
Когда я видела, как уничтожаются вещи родителей, то испытывала множество эмоций. Когда старую одежду матери разрывали на половые тряпки, я испытывала неописуемый трепет, словно происходило нечто неправильное, но притягательное. Когда горели простыни, которые Бавва побрезговала приспособить в быту, я морщилась. Сжигание бездарных картин отчего-то вызвало у меня тихий истеричный смешок: я уничтожала историю, заключённую в искусстве. Как какой-то захватчик. Словно пришла сюда не как наследник, а как тупой болван с дубиной, не понимающий ценности ничего, кроме золота. В огонь пошло ещё много чего.
Через несколько часов силы начали покидать меня. В наступающих сумерках мой взгляд различал только пламя. И не заметила, как ко мне пришёл гость. Мануиль, как я иногда отваживалась называть секретаря, положил на бревно серый плащ и сел. Он не придержал брюки, и плотная ткань натянулась на острых коленках. Словно неудачно приделанные к кукле детали из рукавов торчали тощие руки с длинными узловатыми пальцами. И точно так же торчали щиколотки из модно укороченных штанин. Его худоба была вызывающей и притягивала к себе очень много внимания. Секретарь никогда не снимал плотного пиджака, видимо, зная об этой своей особенности и стесняясь её.
Мануиль занимал хорошую должность при правителях, но вот только его настоящее имя и лицо никто не знал. Детали образа секретаря ускользали из памяти после расставания и вновь появлялись при встрече. И это было странно даже для мест, где иногда ивены 6 возникали из ниоткуда в глубине бесплодной земли. Человек, лицо которого невозможно запомнить, навевал суеверный ужас. Я часто замечала за собой, что слежу за его движениями краем глаза, всегда проверяю закрыт ли замок в комнате, когда он ночует в поместье. Боюсь, сама не знаю чего, и, думаю, Мануиль отлично это видит.
6
Ивены – изолированная загадочная народность со склонностями к созидательной магии. Они хранят в секрете свою культуру, а разные общины относятся к другим народностям по-разному.
– Опять слуг распугали? Что-то они редко ходить стали.
Он смутился, а потом чудесно
– Я зашёл в поместье и увидел, что они делают. Решил, что собрались тебя обворовать.
Да, точно. Прямо в прихожей Бавва устроила что-то вроде сортировочного пункта. Когда я видела её в последний раз, там уже были отдельные кучи старой одежды, занавесок, книг. Думаю, там появилось ещё несколько.
Один из слуг, Оисх, подошёл и быстро вывалил в костёр ворох писем и какие-то грязные тряпки, взявшиеся колом. Он мельком взглянул на меня, словно ожидал распоряжения. Я отмахнулась. Слуга тут же ушёл либо за новой партией хлама, либо чтобы подольше посидеть в поместье и не встречаться с Мануилем.
Огонь упал, но не задохнулся. Совсем скоро он вернул прежнюю силу и стал задорно гудеть – письма нравились ему всё больше и больше.
– А там нет ничего важного? Она же не зря их хранила.
– Да нет там ничего. Она просто ничего не выбрасывала. Любой хлам. Вот такая госпожа была.
– Но это всё же письма.
– Ну и что?
Его брови поднялись от удивления.
– Расскажешь, что вы не поделили. Про твоего отца я знаю, а вот…
– Госпожа! Бавва говорит, что на сегодня мы заканчиваем! – крикнул кто-то.
Я отмахнулась от расспросов секретаря:
– Не хочу об этом говорить. Если так интересно, то, думаю, Бавва с радостью с тобой посплетничает.
В ответ на такое предложение секретарь поджал губы и стал задумчиво смотреть на огонь.
Мы просидели в тишине, пока не стемнело окончательно. В поместье начали зажигать лампы. От костра остались только угли. Увидев их яркие переливы во всей красе, я наконец облегчённо вздохнула – вот и всё на сегодня.
– Ладно, пора в дом. Помогите встать.
Он подал мне руку и предусмотрительно стал придерживать за локоть Я не ожидала, что Мануиль согласится – всё же между нам не такие теплые отношения, и секретарь наверняка недоволен своим мелким поручением.
Мы зашли в поместье через кухню. Это было большое помещение с множеством кладовок. Посередине стоял массивный стол. Бавва с кухаркой неспешно чистили картошку для запоздалого ужина. Печка чуть дымила. Пока я сама грела все баки с водой, её не использовали и решили отложить уход за дымовой трубой.
– Бавва, пусть мужики почистят дымило, – напомнила я.
Девушка отвлеклась от картошки и посмотрела в мою сторону. Они с Мануилем встретились взглядами. Бавва тут же сжала губы, повернулась обратно и резкими движениями стала выковыривать глазки.
– Да, конечно. Они уже приготовили щётки.
Мы побрели дальше. За следующей дверью была большая столовая. Тут светильников почти не было.
– Что, поругались?
– Немного. Я был весьма груб, когда… потребовал объяснений.
Я мысленно присвистнула: он действительно скор на резкие слова с маленькими людьми. А Бавва ему, скорее всего, ответила на манер деревенской скандалистки, но на этом всё закончилось. В общем, стукнулись лбами и разбежались по своим делам – он искать меня, а Бавва дальше командовать уборкой.
Тем временем мы поднялись на второй этаж. Он сначала пошёл налево, но я, чуть повиснув на его плече, заставила повернуть в другую сторону, как парусную лодку.
– Не-не-не. В кабинет пошли. Эм-м, пойдёмте.